Спиннер Каналина прекратила писать, положила перо на бумагу, а руки – на колени.
– Когда Дантри Танза уничтожил вторую мануфактуру, в Сноске, мы догадались: и первый инцидент не был случайностью. Вслед за сестрой граф занялся бессмысленными исследованиями. Совет Академии запретил их, но Дантри не отступался. Он перегрузил батареи в Сноске, и погибло пятнадцать работников-«талантов». А все потому, что дворянин-фанатик захотел проверить свои дурацкие теории.
Я нахмурился. Ну, лес рубят – щепки летят. Мне самому не раз и не два случалось губить непричастных. Иначе никак, мы на войне. Но я не знал, что погибших так много. Надо бы Дантри работать поаккуратнее. Скверная случайность. Будем надеяться, именно случайность. Эх.
– Я тоже была «талантом» в Сноске – до того, как поняла, что могу не только плести свет, – сообщила Каналина. – Убиты мои коллеги. Среди них могла оказаться и я. Видите, капитан, ничто не забыто и забыто не будет. Для меня Дантри – злодей и убийца.
– Ну так езжайте и отыщите его. На меня у вас ничего нет. Я, возьми меня духи, капитан «Черных крыльев». Вы имеете хоть малейшее представление о том, что это значит? Нет, вы забыли. Случился Вороний мор, пошли ядовитые дожди, и вы забыли обо всем произошедшем до того. Слышите, обо всем! Но я не забыл, я по-прежнему дерусь за вас. А следить за безопасностью мануфактур – не моя задача.
– В своем письме Дантри упоминает некую «Наковальню». Что это?
Я пожал плечами.
– Это оружие?
Я не ответил. Мне очень хотелось взглянуть на письмо.
Каналина всмотрелась в мое лицо, прищурилась. Но, похоже, смотреть в светящиеся янтарные глаза не слишком приятно, особенно когда они ничего не выражают. Спиннер потупилась.
– Я прикажу доставить вам еду и питье. Если вы решите помочь нам, то вас будут лечить. А лечение необходимо. Без него вы рискуете потерять руку. Обдумайте мои вопросы. Бывший капитан Галхэрроу, может, настало время вспомнить про совесть?
– Погодите, – сказал я. – Раз Давандейн жаждет сведений, пускай приходит сама. Она уже позволила развалить половину Цитадели. Не хочет, чтобы рухнула и вторая половина, – пусть говорит со мной.
Дверь закрылась, за ней зашуршало, заскрежетало и защелкало. Да там целая система замков! Заперли меня на совесть. В камере стало очень тихо, лишь назойливо жужжала под потолком фос-лампа. Мне захотелось разбить ее. Но даже если встанешь – не дотянешься, а подпрыгнуть… от одной мысли об этом делалось больно.
Нога неприятно занемела, бедро распухло, кожа посинела и почернела – под ней полопались сосуды. Что ж, придется убегать в единственную доступную темноту.