«Вам — может», — подумала Алина. Ответила с улыбкой:
— Кто же? Я почти ни с кем не знакома.
Обе сестры так и сорвались с дивана:
— Как? Вы не знаете? Все барышни в ажитации. Вы не слыхали? На бале — сегодня! — господин Бурмин.
Алина равнодушно пожала плечами. «Интересно», — подумала, фамилия была ей знакома, ибо род был известный и старинный.
— Вы не знаете, — отстранилась Елена.
— Что же я должна знать?
— Красавец.
— Вылитый Эдмунд.
— Манфред!
Алина не читала ни того ни другого, да и литературные аналогии её не влекли:
— И до сих пор не женат?
— Он не появлялся в обществе чуть не пять лет.
— Где же он был всё это время?
— У себя в имении.
«А вот это нехорошо, — задумалась Алина. — С чего честному человеку зарываться в деревне. Если только он не развратник с гаремом из крепостных девок». Но плюс был существеннее: если человек сторонится общества, до него вряд ли быстро дойдут слухи о… Ограничилась кратким:
— Красавец?
— Не верите, — разочарованно потянула Елена.
— Идёмте, — взяла её за руку Катя.
Алину мало что могло испугать. Алина не боялась страшного. Она боялась смешного. А показаться в обществе босоногих девиц с голыми руками — хоть и в Смоленске, но всё же на губернаторском бале, — было глупым и жалким. Женихи могут простить позор. Но не прощают смешного.
— Но вы же… А туфли? А перчатки? А чулки?
— Мы знаем место.
Они потащили её какой-то тёмной узкой лестницей. «Что я делаю», — ужасалась Алина, но от отступления её отвлекали заботы, как бы не наступить себе на подол и не окончить свои дни здесь, упав и сломав шею. Обе девицы прыскали и фыркали. Пропихнули Алину, протиснулись сами. Пахло пылью. Музыка слышалась отчётливее. Алина поняла, что они на галерее. Катерина и Елена притиснулись, сминая розы на её платье. Алина ощутила запах их пота. Блестели в темноте только глаза.
Съездив по носу, мимо протянулась рука. На что-то надавила. Что-то щёлкнуло. Отвела в сторону — и темноту прорезал клин света. Елена припала глазом к щели. Отпрянула, зашептала:
— Вон там. Глядите. У колонны, у третьей справа.
Алина приблизила к щели глаза. Сморгнула.
Слева. Справа. Колонна. Первая, вторая, третья.
Сперва она увидела даму в голубом. Ту, из Петербурга.
— Мы полагаем, — дунул в ухо голос Елены, — что господин Бурмин заскучал от холостой жизни и решил подыскать себе партию.
Дама стояла вполоборота, индийская шаль спустилась с плеча. «Шестнадцать тысяч», — уверенно определила её стоимость Алина. Пальцы дамы сжимали сложенный веер. Слишком нервно. А лицо спокойно, губы растянуты в улыбке. Светская дама, которая привыкла скрывать чувства. Которой есть что скрывать.