— Логично.
— Есть в этом рассуждении какие-нибудь натяжки?
— Нет.
— Хорошо. Так что же ты можешь на это возразить?
— А то, что существует нечто превыше логики. — Неужели? Что же, это?
— Факты.
Я подозвала первого попавшегося льва и велела ему открыть пасть.
— Взгляни-ка на подветренную верхнюю челюсть, — сказала я. — Разве этот длинный передний зуб — не клык?
Он был удивлен и сказал решительно и веско:
— Клянусь моим нимбом, это клык.
— А эти четыре позади него?
— Малые коренные, если мне не изменяет рассудок!
— А эти два сзади?
— Коренные зубы, или я не способен отличить на глаз коренной зуб от причастия прошедшего времени. Мне нечего больше возразить. Статистика не может ошибаться: этот зверь — не травоядное.
Вот он всегда такой: ни мелочности, ни зависти — только справедливость и великодушие. Докажите ему что-нибудь, и он тут же, и без всякой обиды, признает, что был неправ. Не знаю, достойна ли я этого чудесного юноши, такого прекрасного и благородного?
Это произошло на прошлой неделе. С тех пор мы обследовали многих животных и убедились, что здешние места изобилуют плотоядными зверями, хотя прежде мы этого совсем не замечали. И вот теперь почему-то очень грустно бывает смотреть на величественного бенгальского тигра, который пожирает землянику и лук; это как-то не вяжется с его натурой, хотя я раньше ничего подобного не чувствовала.
(Позже). Сегодня в лесу мы слышали Глас. Мы долго искали его, но так и не нашли. Адам сказал, что слышал его и раньше, но никогда не видел, хотя и находился совсем рядом с ним. По мнению Адама, этот Глас вроде воздуха и увидеть его нельзя. Я попросила его рассказать все, что он о нем знает, но он почти ничего не знал. Это Владыка Сада, сказал он, который велел ему ухаживать за Садом и хранить его; и еще Глас сказал, что мы не должны есть плоды одного дерева, а если поедим их, то обязательно умрем. Смерть наша будет неизбежной. Больше Адам ничего не знал. Я захотела посмотреть дерево, и мы пошли длинной и чрезвычайно приятной дорогой к уединенному и очень красивому месту, где оно растет; там мы сели, на землю, долго его рассматривали и разговаривали. Адам сказал, что это-дерево познания добра и зла.
— Добра и зла?
— Да.
— А что это?
— Что — «это»?
— Ну, это самое. Что такое «добро»?
— Не знаю. Откуда мне знать?
— Ну, а «зло»?
— Наверное, название какого-нибудь предмета, только я не знаю какого.
— Адам, но ты же должен иметь о нем хоть какое-то представление.
— С какой стати? Я его никогда не видел. Как же я могу иметь о нем представление? А по-твоему, что это?