поместиться в одной из комнат Воспитательного дома, и если меня не увезут, я буду вашим защитником, но ни слова об этом». Совершенно успокоенная, она представила мне Кривцова и сказала: «Не трудись отыскивать лошадей, я не хочу уезжать». Возражение было бесполезно.
Когда господин Лессепс кончил свои занятия, то подошел к жене и спросил, готова ли она уехать. Жена представила невозможность отыскать лошадей. Тогда Лессепс отсчитал тысячу рублей ассигнациями и предложил их ей, но она отказалась, говоря, что деньги эти нам не нужны. «Разве вы думаете обесчестить себя, приняв деньги от императора?» — возразил Лессепс. Тогда Кривцов наклонился к уху жены и прошептал: «Возьмите, сударыня, но не потребляйте их, они фальшивые».
Мы решились отправиться в Воспитательный дом через два или три дня. Недостаток в съестных припасах с каждым днем делался чувствительнее. Мы должны были довольствоваться весьма малым количеством сухарей, приправленных икрой. Вместо питья нам приходилось употреблять самую гадкую воду, которую мы пили с величайшим отвращением, потому что в колодцы бросали всякого рода нечистоту. С берегов Москвы виднелись в реке трупы в тех местах, где вода была не слишком глубока. Дурная пища, соединенная с зараженным воздухом, наполненным испарениями от разлагающихся лошадиных трупов, загромождавших улицы, произвела расстройство желудка.
Наконец настала минута, когда мы должны были отправиться в Воспитательный дом; без горести расстались мы с господином Дамоном и синьорой Бабеттой, поблагодарили доброго Вели за гостеприимство и пустились в путь, сопровождаемые нашим кучером, который нес маленькую племянницу горничной.
Не успели мы дойти до половины Тверской, как услыхали крики: «Казаки! Казаки!» — и несколько выстрелов раздалось позади нас. Я увлек жену и падчерицу в боковую улицу и скрыл их в развалинах сгоревшего дома. Там просидели мы около 1/4 часа. Когда все утихло, я пошел осмотреть окрестности, но, не найдя никого, я снова предложил руку жене и Леонтине, и мы продолжали свое путешествие.
Около Кремля снова раздались крики: «Казаки! Казаки!» — и мы действительно увидали их выступление. Всякий спешил скрыться в Кремле, мы последовали общему примеру. Но в воротах толпа так сгустилась, что жена не в состоянии была удержаться за мою руку и выпустила ее. Она осталась позади и старалась догнать нас; вдруг часовой остановил ее, дерзко схватив за руку. Жена громко вскрикнула; один конногвардейский генерал, который находился вблизи, подъехал к нам и закричал солдату: «Негодяй! Как ты смеешь накладывать руку на женщину?» — «Я исполняю свою обязанность». — «Ты можешь исполнять свою обязанность, но не позволяй себе дерзостей, — и, обращаясь к жене, сказал: — Что вам угодно, сударыня?» — «Я хотела догнать мужа и дочь, которые прошли в Кремль». — «Проходите, сударыня!»