Боязнь быть схваченными, подобно троицкому семинаристу, заставила нас явиться к ректору Троицкой семинарии и просить, нельзя ли выдать нам билеты, какие обыкновенно выдавались ученикам и студентам во время отпусков. Ректор, родственник одного из моих зятьев, знал и мог бы снабдить нас видами, но не решился, по причине носившихся неблагоприятных слухов, и уговорил пробыть у него до другого дня, то есть до 3-го числа сентября, опасаясь отпустить нас, чтобы не попали как на неприятеля.
Действительно, вестей, что делается в Москве, приходило много; народ толпами тянулся к Троице, но никто ничего не мог сказать определенного: одни говорили, что видели наши войска и по сю сторону Москвы, другие — что французы уже в Москве, третьи — что вошли в Москву не французы, а англичане, на помощь. Москвичи и жители подмосковные наполнили весь <Сергиев> Посад; мы искали попутчиков в Москву, но никто не вызывался; все направлялись далее, по Ярославскому тракту, шли и ехали всю ночь. Одним и без видов, как пуститься к Москве? Почему и решились мы ночевать у ректора, как он нам советовал или приказывал.
Ночью мы совсем не спали; проговорили о своих родных и прогоревали. Утром пришла верная весть, что в Москву вошли французы, и вчера, то есть 2-го числа сентября, вечером. В Посаде сделалась страшная суета; народ не то что шел или ехал, а бежал и скакал. Площадь опустела, многие лавки закрылись, посадские чины убрались; всяк, кто мог уйти, — уходил; кто не мог — не знал, что делать. В монастыре нарушился порядок богослужения, монахи задумались и тоже порывались удалиться под предлогом, что надобно вывезти монастырские сокровища.
Один маститый старец, митрополит Платон, живший в то время в Вифании, за три версты от Сергиевой Лавры, мужественно принял печальную весть и, с опытным упованием на Бога, как бы предрек, что неприятель в Лавре не будет. Во все пребывание французов в Москве, он не выезжал из Вифании, кроме как в Махрищскую обитель за 40 верст, и то на одни сутки, управлял Лаврой и подведомственными ей монастырями, хотя был на покое, уволенный от забот епаршеских. Секретарь его распоряжался в Посаде как чиновник полиции, и все шло спокойно, подобру и поздорову. Провидение еще раз спасло обитель преподобного Сергия: французы были в Дмитрове и Александрове, но в Сергиевский Посад не показывались.
Вот еще черта прозорливости преосвященного Платона: в тот самый день, когда неприятель оставил Москву, он, сидя за обедом, как бы забылся или вздремал, что под старость случалось с ним нередко, но вдруг, несколько очнувшись, произнес: