Отечественная война 1812 года глазами современников (Авторов) - страница 68

Около того же времени пришел француз к нашему мужику Алексею Тихонову, и видно, что из начальников. Пришел он со своим денщиком, и принес за ним денщик шкатулку. Оба передрогли, да мужики-то наши уж очень остервенились на французов, жалости к ним не знали и убили их, сердечных. А у Алексея Тихонова была дочь Настасья. Попутал ее грех, унесла она шкатулку. Ведь уж видит гнев Божий над нами, опять же убили несчастных. Чем бы пожалеть о них, она покорыстовалась на их добро, и наказал же ее Господь. Взяла она эту шкатулку, побежала с нею в лес и зарыла ее в землю; боялась, как бы кто-нибудь ее не отнял. На другой день пошла за ней Настасья, — да уж места-то и не отыщет. И принялась она искать свое сокровище; уйдет с самого утра в лес и все ищет. Доискалась до того, что в уме помутилась, а сама все ищет и не пьет, не ест. Раз прибежала она из лесу, взобралась на полати и легла да уж и не вставала: в тот же день Богу душу отдала.

В нашей птичной избе было тепло, да набились мы в нее, что сельди в бочку, так что не продохнешь. Придумал батюшка нас разместить по крестьянским избам, и растасовали нас, кого куда попало. Этим временем все стало затихать. Наша армия шла по пятам у Бонапарта, и французов уж не было нигде видно. Приказал барин отдать под суд наших бунтовщиков. Приехали в Петрово исправник, два заседателя, и привели с собой казаков. Собрали мир и потребовали зачинщиков. Их оказалось двенадцать человек, и строго они были наказаны. Кто годился в солдаты, тот пошел под красную шапку, а других сослали на поселение.

Господа приехали из Ярославля прямо в Москву и нас туда выписали. У нас было в Москве три дома. Два из них сгорели, а третий остался цел. Он стоял у Пресненских прудов. Там мы с тех пор и жили. А своего подмосковного имения наши господа невзлюбили и продали его.

ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ

ВСЕМИЛОСТИВЕЙШЕЙ ГОСУДАРЫНЕ ИМПЕРАТРИЦЕ

ЕЛИСАВЕТЕ АЛЕКСЕЕВНЕ.

Всемилостивейшая государыня!

Несчастия, претерпенные мною при нашествии буйных неприятелей, и малые услуги мои, оказанные Отечеству, доведенные до сведения человеколюбивейшего императора Александра Павловича, внушили мне смелость изобразить их, хотя слабо, на бумаге и повергнуть к стопам вашего императорского величества.

Милостивое воззрение вашего императорского величества на сие слабое изображение приключений моих будет лучшим для меня утешением и отрадою в настоящем положении.