Земля - вид сверху (Бабенко) - страница 4

Несколько десятков лет назад многие — и даже писатели-фантасты — считали, что планета наша с высоты в несколько сот километров представляется глазу космического путешественника совершенно пустынной: приметы человеческой деятельности растворены среди природных форм и Земля кажется мертвой, неодухотворенной, нежилой.

Реальные полеты космонавтов доказали, что это далеко не так. С орбитальной станции при благоприятных условиях можно увидеть невооруженным глазом — невероятно, но факт! — даже отдельно стоящий дом — дом! — не говоря уже о прочих плодах деятельности человека.

Правда, порой все это собирается в загадочные фигуры, но разгадать их смысл не так уж трудно. Надо только помнить, что перед нами — дело рук человеческих…

«Следим за сменою ненастий…»

Наш страх перед катастрофой лишь увеличивает ее вероятность. Я не знаю ни одного живого существа, за исключением разве что насекомых, которые бы отличались большей неспособностью учиться на собственных ошибках, чем люди.

Бертран Расселл (1872–1970),
английский философ и математик

Начало этой статьи я переписывал раз пять. Казалось логичным предварить рассказ о природных катастрофах свежим сообщением о стихийном бедствии. Поздней осенью пришла весть о сильном наводнении в Польше — и поначалу статья начиналась именно с этого. Не успел я написать и половины — очередная новость: наводнение в Индонезии. Затем последовали: сообщение об извержении вулкана (тоже в Индонезии), урагане в Бангладеш, сильнейшем землетрясении на Камчатке (в одной из радиопрограмм диктор провозгласил, что интенсивность его составила 14,5 балла; это известие меня вообще поставило в тупик, ибо в нашей стране принята 12-балльная сейсмическая шкала, если же говорить о магнитуде, то и она— по шкале Рихтера — не может быть больше 12 баллов), наконец, об ожидаемом цунами на острове Кунашир…

Я понял всю ошибочность первоначально выбранного подхода. Неверно говорить о «свежести» того или иного стихийного бедствия. Практически каждый день на планете Земля происходит природная катастрофа — разнятся только масштабы и интенсивность. К тому времени, как выйдет эта книга, список, конечно же, пополнится — увы, как ни печально, но пополнится и список жертв…

Еще более неверно говорить о том, какое бедствие более страшное, а какое — менее… Неверно — прежде всего с этической точки зрения. Для человека, близкие которого погибли от смерча, скажем, в Воронежской области, или для жителя Сахалина, пострадавшего от землетрясения, самые страшные природные катастрофы — именно эти, а не какие-нибудь другие, не наводнение в Бангладеш, хотя там счет смертей может идти на сотни тысяч (равно как бангладешскому крестьянину, потерявшему дом и семью во время наводнения, нет никакого дела до извержения Этны, а засуха в Сахеле вообще кажется чудовищной насмешкой судьбы).