Земля - вид сверху (Бабенко) - страница 86

Начальник каравана ведает снабжением, ставит вешки, ведет пикетаж, охотится с ястребом на фазанов, наблюдает «козлодрание». И — смотрит, смотрит, копит… Чтобы сказать так: «Я только впитывающая губка, я весь — глаза, весь — уши». Или — через годы — так:

Я проходил по тропам Тамерлана,
Отягощенный добычей веков.
В жизнь унося миллионы сокровищ
В памяти, в сердце, в ушах и в глазах…
Здесь, у истоков Арийского моря,
Я, преклонившись, ощупал рукой
Наши утробные корни и связи,
Вросшие в самые недра земли.
Раковина…

Мы прикладывали ухо к розовато-перламутровому витому чуду и — как в каждой раковине — слышали там шум прибоя. Только этот прибой был особый: прибой Средиземного моря близ Ливорно — на том самом месте, куда более полутора веков назад волны вынесли тело Шелли.

…В каждом путешествии из мозаики впечатлений выделялось ярчайшее — горящий чистым цветом кусочек смальты. В первом странствии таким оказалось посещение могилы Гейне на Монмартре. В испанских скитаниях — развалины монастыря Монсеррат, где в марте 1522 года отец ордена иезуитов Игнатий Лойола повесил кинжал и меч перед иконой Богоматери, дав обет стать ее духовным воином. Из путешествия 1900 года — до-среднеазиатского — память мощным лучом высвечивала трагический берег смерти Перси Биши Шелли…

Ясным сентябрьским днем мы сидели на галерее-«палубе» Дома поэта. Скрытое деревьями изумрудное море с силой билось о барьер галечного полукружья пляжа. С галереи Карадаг не виден, но его величественное присутствие — «реймские и шартрские соборы скал», облик острозубой, синеватой в дымке горы, которая проявляется во всей своей четкой, рвущейся вверх силе только перед заходом солнца, — ощутимо в Коктебеле всегда. На противоположном краю залива лежал, пил воду из моря Хамелеон, мыс — бурый, ржавый, запыленный, желтый, даже зеленый — в зависимости от времени дня.

На несколько часов мы забыли о Коктебеле. Нас здесь нет. Перед нами — уникальный документ, нигде и никогда, увы, не изданный: «Журнал путешествий — или сколько можно увидеть стран на полтораста рублей». Дневник второго путешествия Волошина…

Были четыре студента, четыре друга. Накопили немного денег, решили побродить по свету. Денег действительно немного, поэтому отказались от услуг комиссионеров, по возможности — от транспорта: вся надежда на ноги, — от гостиниц и отелей: предпочли им сеновалы и ночлежные дома. Пустились в путь…

Под картонной обложкой «Журнала» скрыты шестьдесят дней калейдоскопического путешествия — когда забавного, когда тяжелого. Еда — дешевая простокваша, грошовое вино и картофельный салат. Одежда (Макса) — неистребимые штаны из «чертовой кожи», латаная накидка. («Такое путешествие стоит очень дешево, — замечает попутно Волошин, выдвигая основное свое требование: общедоступность путешествия. — …Следует всегда избегать избитых дорожек и всяческих путей, протоптанных туристами, потому что за подражание всегда платят больше, чем за инициативу».) Мимолетные ссоры и радостные примирения. Но главное — собор Святого Стефана и парк Шенбрунн в Вене, плавание по Дунаю до Линца, музеи и церкви Мюнхена, знаменитые «мистерии» в деревушке Обераммергау, пеший переход через альпийские перевалы (были дни длиной в полсотни километров — по пятнадцать часов пути: с шести утра до девяти вечера), озеро Комо, Милан и Генуя, Пизанская башня, ливорнский берег, галереи Флоренции, две недели в Риме, Помпеи и восхождение на Везувий, Специя, Бриндизи, Коринф и Афины, Константинополь…