Здесь Волошин творил свои «если не жаркие, то зато обстоятельные молитвы за белых, за красных, за всех, своего Коктебеля лишенных»[2].
Киммерия вознаградила его обломком эллинского судна. Лучший подарок поэту-миросозерцателю. И — дар надар — цикл «Киммерийская весна». Стихи:
Опять бреду я, босоногий.
По ветру лоснится ковыль.
Что может быть нежней, чем пыль
Степной разъезженной дороги?
На бурый стелется ковер
Полдневный пламень сух и ясен,
Хрусталь предгорий так прекрасен,
Так видны дали серых гор.
Соленый ветер в пальцах вьется…
Ах, жажду счастья, хмель отрав
Не утолит ни горечь трав,
Ни соль овечьего колодца!
Хрустальные, перламутровые четки из Испании и самаркандские четки из кипарисовых шишечек… Маленькая высушенная тыква…
Эта грушевидная красноватая горлянка, калабаш, висит на стене в кабинете поэта. Обожженная солнцем глянцевая поверхность обладает магией: одно лишь прикосновение к ней переносит нас в Среднюю Азию. В необыкновенную Азию — волошинскую:
Застывший зной. Устал верблюд,
Пески. Извивы желтых линий.
Миражи бледные встают —
Галлюцинаций Пустыни.
Путешествие длилось полгода — и оказалось самым важным из всех. Впоследствии планов было много: побывать в Индии, Японии, Полинезии, Южной Америке. Обогнуть земной шар. Планами они и остались — несбыточными. Среднеазиатские пустыни стали единственным фундаментом для сравнения двух цивилизаций — азиатской и европейской.
«1900-й год, стык двух столетий, был годом моего духовного рождения. Я ходил с караванами по пустыне… (…)… возможность взглянуть на всю европейскую культуру ретроспективно — с высоты азийских плоскогорий и произвести переоценку культурных ценностей…» — это из автобиографии. Еще лучше — в стихах:
И я был сослан в глубь степей,
И я изведал мир огромный
В дни страннической и бездомной
Пытливой юности моей…
…Шел по голой, голодной степи — из Туркестана на северо-запад по течению Сыр-дарьи — караван из двадцати одного верблюда, купленных недавно на городском базаре, три телеги, впереди — в теплой верблюжьей шубе— верховой: «мудрою судьбою закинутый в сердце Азии» начальник каравана двадцатитрехлетний Волошин. Вели изыскания для Оренбургско-Ташкентской железной дороги.
Позади — Каракумы, маленькая станция Геок-Тепе под Ашхабадом, Ташкент… Впереди — разрушенный город Сауран, Джулек — конечный пункт партии.
«…Чем дальше, все мутнее, все синее, и горы на горизонте. Все ровно: ни холмика, ни деревца. Только фата-моргана развертывает по горизонту свои раскрашенные декорации… Тишь полная. Слышно, как стелется по земле степной ветер… слышно, как звенит сухой джюсан…»