Как обычно, слыша эту историю, я не могу не задуматься о том, не была ли она вдохновлена магией. Быть может, господин Андерсен слышал о Фирне и сочинил эту историю, приписав ей счастливый конец, несмотря на его невозможность?
– Самые лучшие истории всегда сплетаются вокруг стержня истины, – говорит Хелена. – Иногда кажется, что у всего мира в глазу сидят осколки дьявольского зеркала. И я хочу изменить это.
Хелена вынимает лавровый лист и имбирь и осторожно отмеряет на противень лепешки кокосовой сахарной смеси.
– Сахарные лепешки, такие же, какие моя мать когда-то готовила на Санта-Крусе, – поясняет она. – Мы оставим их остывать и загустевать, а пока что принесите мне, пожалуйста, карандаш и отрезок бечевки, – она снова ставит закипать воду в кастрюльке и отмеряет туда сахар.
– Алекс научил меня этому фокусу, чтобы я могла понять, как в пещерах образуются сталактиты, а в копях – кристаллы, – рассказывает Хелена, и я слушаю с возрастающим интересом. – Но к тому же это напоминает мне «Снежную королеву». – Хелена так интенсивно мешает воду, что в кастрюле поднимается целая сахарная метель. И так, пока сахар не растворяется, после чего она переливает раствор в стеклянную банку.
– Сахар будет оседать кристаллами на бечевке, а потом они начнут расти сами по себе, понемногу. И мне кажется, точно так же люди выращивают в себе ненависть. Позволяют ей расти и затвердевать, формироваться у них внутри, – она привязывает бечевку к карандашу и кладет его на края банки, так, что бечевка свисает в сахарный раствор. – И потому нам нужно делать трудное дело, Ева, – продолжает Хелена. – Не позволять ненависти возникать в ответ на ненависть. Потому что то, что образуется из этого, не бывает красивым или ценным. Вместо этого оно подобно яду, который опустошает нас изнутри и разрушает. – Она сглатывает. – Мы обе хорошо знаем, насколько некоторые люди озабочены тем, как мы выглядим снаружи. Но мы должны сделать все, чтобы не быть такими, как они, изнутри.
– Но они сами начали это, – бормочет Ева.
– Ты права. И нам редко удается убрать эти осколки стекла силой или даже разумными доводами. Но иногда посредством красоты и чего-нибудь необыкновенного – картины, книги, даже, возможно, танца – мы можем достучаться до сердец, твердых, как камень. Мы можем заставить их плакать и думать, и иногда этого достаточно, чтобы извлечь осколок. Иногда, открывая дверь перед красотой, они позволяют нам проникнуть достаточно глубоко, чтобы это изменило их собственные мысли.
Ева несколько секунд молчит, а потом тихо произносит: