Кожаные сапоги Теннеса скрипят, когда он склоняется, чтобы осмотреть тела.
– Без сознания, – подтверждает он. – И без оружия.
Где-то у нас над головами раздается громкий треск.
– Они попались, – говорю я, вытирая лоб и отметая легкий укол тревоги. – Мы все еще превосходим их силой, магией и оружием. И теперь знаем, где они находятся.
Я скидываю фрак, оставшись в рубашке и жилете; камни, позаимствованные с карты Дании, я разложил по всем карманам, какие у меня есть. Мы крадемся вперед по вестибюлю, где падает мягкий снег, беззвучно и зловеще. Окна похожи на пластины льда, а двери бальной залы закрыты. Перед нами тянутся две цепочки следов. Первая ведет в тупик, к сплошной стене, а потом исчезает, словно ее оставили призраки.
Вторая тянется к бальной зале.
Я двигаюсь осторожно, чувствуя, как снежинки, точно перья, касаются моего лица, и подношу палец к губам, касаясь затем холодной стали своего пистолета.
Портрет Алекса смотрит на меня из позолоченной рамы. Мой брат так и не узнал, что половина моих шахтеров хотела выдать меня. Они хотели рассказать королю Фредерику о том, откуда на самом деле берутся эти камни. Но вторая половина хотела, чтобы все оставалось как прежде.
Они подстроили взрыв, который убил их собственных товарищей. Запечатал правду, прежде чем она успела выйти наружу. Обратного пути для меня уже не было.
Я дергаю свой галстук, чтобы ослабить его, потому что кажется, будто он меня душит.
Мой брат плакал в тот день, когда погибли шахтеры. Я солгал ему, сказав, будто это был непредвиденный несчастный случай, чтобы облегчить его скорбь. Точно так же я скажу королевскому семейству, когда все это будет позади. То же самое я пытался сделать для Хелены. Я избавляю других от тяжелой правды и несу этот груз на своих плечах, в то время как они пожинают плоды. Они отходят ко сну с чистой совестью. Вот так же солдаты идут на войну и возвращаются обратно с грузом увиденного и содеянного ими ради вящего блага родины. Разве нет в этом некого самоотречения, достойного уважения?
Я останавливаюсь у дверей бальной залы и прислушиваюсь. Изнутри доносится слабый звук ударов.
У нас есть запас магии – намного больше магии, чем у них, – и огонь, чтобы высвободить ее. «Но загнанный в угол зверь – всегда самый опасный», – напоминаю я себе и, подняв пистолет, стреляю прямо сквозь двери бальной залы.
Кто-то кричит, и в следующий момент мы врываемся внутрь.
В первое мгновение я вижу только зелень: роскошный сад посреди зимы, царящей в доме и за его стенами. Запах растительности ошеломляет. Зала наполнена цветами, они пахнут тошнотворно сладко, словно мы плаваем в бассейне, наполненном духа́ми. В помещении не слышно ни звука, и оно выглядит безлюдным.