– Марит! – рявкает из кухни Нина.
– Куак-куак, – говорю я Лильян, и мы расходимся в разные стороны.
* * *
Два часа спустя Филипп Вестергард переступает порог особняка.
Я точно рассчитываю время, проскользнув в хозяйский дом и спрятавшись подальше от глаз, когда Нина, услышав звон колокольчика, открывает дверь. Не знаю точно, что я ожидаю увидеть, но знаю, что хочу присутствовать при его знакомстве с Евой. Мрачное любопытство бурлит в моей душе, заставляя сжимать и разжимать исколотые иголками пальцы. Все было гораздо проще, когда эти люди являлись просто тенями моего воображения, уничтожающими всех, кого я любила в этом мире, а не дарящими им щедрость и внимание.
Но я, тем не менее, укрепляю свою решимость. Я еще не совсем готова простить что бы то ни было кому-либо из Вестергардов. И с каменным сердцем жить легче, чем с разбитым.
Филипп стоит в вестибюле, в окружении холодного белого мрамора, точно властитель. Я вижу его со спины, когда он сбрасывает свой шерстяной плащ и отдает Якобу; под плащом обнаруживается черный смокинг, скроенный так безупречно, что о его края можно порезаться.
Я отступаю назад и, растворившись в тени, заползаю под столик в алькове, где меня не так-то просто увидеть. Мое сердце колотится часто и сильно.
А потом Филипп оборачивается, и я впервые вижу его лицо.
Он не выглядит пугающе – ничего похожего на бесформенного злодея из моих кошмаров и размышлений о семействе Вестергардов. Вид у него энергичный, подбородок четко очерчен, глаза серые, словно покрытое льдом море. Он поднимает взгляд на лестницу, и я вижу Еву, которая стоит там, держась за перила. Ее пальцы чуть заметно подрагивают, точно крылья мотылька, когда она спускается вниз, и мне хочется шепнуть ей на ухо: «Ты не должна покорять его, Ева. Никого и никогда».
То, как подергивается глаз Филиппа, как его губы сжимаются в прямую линию – все это выдает его тщательно скрываемое изумление при виде Евы. Но затем он склоняется в безмолвном поклоне, и к тому времени, когда она, сопровождаемая Хеленой, доходит до нижней ступеньки лестницы, на лице Филиппа вновь играет улыбка.
– Здравствуй, – обращается он к Еве неожиданно густым и низким голосом. – Я Филипп, твой дядя. Должен признаться, у меня никогда прежде не было племянницы, – его улыбка становится слегка озорной. – Надеюсь, я справлюсь с этой работой.
– Меня зовут Ева, – отвечает она, и складки атласного платья, вышитого бисером, струятся вокруг ее ног, словно вода. Она делает реверанс, неуверенно улыбаясь и держась немного чопорно и высокомерно.