– Может быть, и не следовало. Но есть ключевая разница между этими двумя войнами. В первой, где сражались мой отец и брат, нам на помощь пришла Британия. Во второй – нет.
– Какое отношение это имеет к самоцветам, Филипп?
Я закрываю глаза и думаю о в одночасье замолчавших птицах.
Война.
Я думаю о трупах.
В окопах рядом со мной был человек, который владел магией. Он напомнил мне о том мальчике в переулке и о том, как тот щелкал пальцами.
По моему телу пробегает дрожь.
Я думаю о первом мертвеце, которого увидел в жизни. В тот вечер в морге, куда меня привел Теннес.
– Это было для тебя так ужасно? – мягко спрашивает Хелена. – Война?
– Ты когда-нибудь испытывала страх, Хелена? – спрашиваю я. – Ты знаешь, что у него есть вкус?
Когда был маленьким, мне казалось, будто я знаю, что такое страх: я беспокоился за мать и брата, боялся умереть от голода. Но это это было абсолютное уничтожение и унижение. Осязаемый страх оставил у меня во рту сырой привкус плесени, когда я впервые испытал его. Пушки, заряженные картечью, свист пролетающей мимо шрапнели, люди с иссеченными лицами. Санитарные повозки, устеленные соломой, из которой можно было выжимать кровь.
– Филипп… – начинает Хелена, но ее слова едва долетают до меня. Я наполовину снова там. Я не стал платить за то, чтобы какой-нибудь бедолага-крестьянин занял мое место на поле боя в той второй войне, как заплатили многие богатые люди, подобные мне.
Может быть, я пытался стать достойным памяти моего отца, по-прежнему шагая по жизни в тени своего брата. Может быть, мне казалось, будто я заслуживаю этого после того, что случилось в шахте. По окончании битвы при Дюббеле повсюду были разбросаны человеческие фекалии – бомбы уничтожили походные сортиры, – и эти фекалии смешивались с разлагающимися останками, порождая тифозную заразу. Грязь, дерьмо и размазанные мозги.
У меня в памяти отчетливо отложился момент, когда птицы перестали петь.
В копях и на войне это явный знак того, что смерть рядом.
Я открываю глаза.
– Ты знаешь, почему Британия не пришла нам на помощь во второй раз? Из-за королевы Виктории. Проклятой королевы Виктории, – я моргаю, глядя вверх. – Британский народ хотел нам помочь. Особенно после первых наших поражений. Но ее старшая дочь была замужем за кронпринцем Пруссии, поэтому королева Виктория приняла их сторону. Эти события, кажущиеся такими мелкими, определили судьбу тысяч и тысяч людей. Один-единственный брак изменил судьбу целой страны. Стал роковым для Дании, стоил нам четверти наших территорий, нашей гордости и жизней целого поколения датчан. Никто не пел «Отважного пехотинца», когда мы возвращались домой. А половина из нас не вернулась вообще.