Но она ничего не хотела слышать.
– Лу, ты ничего не знаешь о жизни этих девушек. Они прошли через ужасные вещи. И они хотят отомстить за себя!
– А я, Фатия? Мне тоже пришлось пройти через ужасные вещи, и ты прекрасно это знаешь. Знаешь ведь, да?
Ей пришлось согласиться.
– Я знаю, что ты тоже прошла через многое, особенно в семье. Но мы не исправим прошлое, если выломаем дверь и подожжем этот дурацкий центр. Это так не работает. А если мы разделимся, будет еще хуже!
Немного погодя на лице у Фатии появился намек на улыбку.
– Ладно, Лу, хорошо. Сделаем вид, будто ты права.
– Мы решительны, но не жестоки.
– Ага. Решительны.
Мы подошли к самым буйным девушкам и уговорили их успокоиться и продолжить шествие.
– Что с ними такое? – спросил меня Том. – Они хотят все испортить?
– Их можно понять. Они в ярости.
– Мы все в ярости, Лу. Но если они продолжат в том же духе…
– Я знаю.
К нам подошел папа. Сати все еще рыдал, я взяла его на руки.
– Нам лучше пойти домой, – сказал папа. – Твоему брату слишком тяжело здесь находиться.
Я покачала головой. Я знала, что «тяжело» значит «опасно».
– Вы идите. А я останусь.
– Лу, это неразумно.
– Все в порядке, я здесь не одна. И ты знаешь, почему сейчас я должна быть здесь.
– Луижа, пойдем домой, – умолял меня Сати.
– Я не могу, но ты не расстраивайся, я скоро вернусь.
Папа почесал свою лысину.
– Ты упрямая, как мама.
– Знаю, – ответила я.
Я пообещала папе, что буду осторожна и что сразу уйду, если что-то пойдет не так.
Мне пришлось трижды поклясться папе в этом.
Он тоже был упрямым. Как я.
Папа поцеловал меня в щеку:
– Береги себя, Лу.
Мы с Томом пошли дальше. Мы прошагали через центр города. Витрины многих магазинов были изрисованы. Я видела, как Рыжая и еще парочка девушек не стесняясь разукрасили их краской из баллончиков. Их граффити носили очень глубокий смысл: «Наша шерсть рождает беспорядки!», «Кошки: волосок к волоску», «Полиция – тупая бритва», «Осторожно: мы гладим против шерсти!», «От ваших правил у нас шерсть дыбом!», «Золотое руно – та же шерсть!», «Один волосок – переживем, миллион – со свету сживем…», «Пока вы бреетесь, мы и в ус не дуем!», «От эпиляции до психодрамы один шаг!». У Рыжей явно был талант, она была настоящей уличной поэтессой.
Мы прошли по мосту, который разделял город на две части.
Вокруг церкви выстроились члены Лиги, словно мы одним своим присутствием могли осквернить храм. Они скандировали свои лозунги, почти перекрикивая нас: «Мы – Свет!», «Мы на стороне Господа!», «А Господь на нашей стороне!». В толпе стояла Морган. На ее шее поблескивал крестик. Казалось, так решительно она еще никогда не была настроена. Неподалеку от нее я заметила и отца Алексии. Он побледнел, когда увидел, что Кошки несут портрет его дочери.