— Ты вот что, подарочек, подожди минуту, сейчас другарей позову — им претензии предъявишь, только, чур, точняком как мне, слово в слово.
Хоть пузырь на спор выиграть, что ли…
— Мне необходимо увидеться с начальством ом-ом-ом… — успел секретаришка высказать вдогонку и другое, одним лишь эхом завизированное пожелание.
— А как же, конечно, начальнички прибудут непременно, а то обидятся, что не пригласил; уж потешу их душеньки, глядишь, из туалетоуборщиков в поломои произведут — повышение. Стой тут, как врос — никуда ни шагу!
Секретаришка, столь легко пока отделавшийся, с наполовину уцелевшим багажом, не понимающий своего счастья, непонятно чего дожидающийся, вместо того, чтобы во все лопатки улепетывать, замер как загипнотизированный. Ожидал ли сочувственного внимания или восстановления то и дело призрачно ускользающей справедливости — не понятно, но, дисциплинированно выполняя наказ, старался не отвлекаться ни на мелочи, ни на посторонние какие-либо беспокойства.
Первой мелочью представился тщедушный мужичонка младше средних лет в затасканном, но привозном кафтане с торжественными обшлагами, судя по бриджам, заправленным в легкомысленные, в лютую-то стужу, ботиночки, внимательно следящий за прошлосезонной модой местных интерпретаторов.
— Месье, «транслатор, сельвупле», с нашим почтением. — Воспитание, впитанное, видать, с иноземными глаголами, не позволяло «первой мелочи» вцепиться гостю в рукав, а то ухватиться за грудки, но услуги предлагались не раз и очень настойчиво, при этом жалостливо, зато явно антисанитарно шмыгали носом. Последнее не очень-то пришлось по вкусу расстроенному секретаришке — пренебрежительно отверг пускай даже непретенциозные поползновения на наличность бумажника.
— Жаль, месью, я «вери квалификайт транслатор». — Порылся переводяга за пазухой в поисках несуществующей визитки, но плюнул, так как кроме дырищ в карманах, залепленных отработанной, но прилипчивой донельзя жвачкой, уцепить ничего не удалось.
А «прилетные пташки», меж тем, таяли как легко да неправедным путем заработанные денежки — переводяга, махнув рукой на репрезентацию, метулся к последним из них, призывая хоть о толике, для затравки, внимания…
— Эй, туристская морда, — на этот раз вполне откровенно перехватил серетаришку и уже на местном, тунгусском диалекте обратился зловещего вида детина в тулупе до макушки, пованивавший с морозца навозом, с кнутовищем в руках и обледенелыми неопрятностями в бороде, — по-нашему, что, ни бельмеса? Га-а!
Во, дурила! Ну, погнали?! «Их бин» ямской таксер! — Детина по громогласному представлению гордо указал на не чищенную, заплеванную, но все же, не смотря на полный набор стараний и средств маскировки, выделявшуюся на фоне шкурного тулупа номерную бляху.