Чистильщик (Шнайдер) - страница 160
– Пойдем. – Фроди цепко схватил его за плечо. Опустилось плетение, заглушающее звук. – Расскажешь, как все было на самом деле.
– Это подождет, – возразил Кнуд. – Эрик велел передать, что твой образец у Альмода. Пока не поздно, плети проход, куда получится. Заговоренный тебя найдет.
Фроди грустно улыбнулся:
– Поздно.
Кнуд глянул растерянно. Увидел бурые пятна на рубашке. Значит, и дублет…
– Образец – это кровь? – спросил он.
Фроди кивнул:
– Ульвар не рассказывал? И Эрик ничего не объяснил?
– Эрику не до того было, едва жив остался. А Ульвар не объяснял.
– Кровь. Поэтому мне бежать поздно. Как и тебе.
– Жаль… – вздохнул Кнуд.
– Так на хрена вернулся?
– Жаль, что тебе поздно. Я и не собирался сбегать. Кто мать кормить станет?
Кроме денег на жизнь Кнуд отнес ей почти все жалование: дескать, боится прокутить с друзьями, а у нее целее будет. И отнесет еще – сколько получится. Пока все хорошо, мать не тронет это золото, так что потом ей будет на что жить.
– Понятно. – Фроди завел его в свою комнату, кивком приказал сесть. – Рассказывай.
– Да, сейчас. Но прежде всего – ты ведь догадался прежде, чем я сказал про Эрика. Где я ошибся? И догадается ли кто-нибудь еще?
– Не догадаются. У Ингрид не осталось близких подруг после Уны и Тиры. А с остальными она не откровенничала. Все думали, это просто… – Фроди изобразил неприличный жест. – Смазливый мальчик, забава. – Кнуд кивнул. Он и сам так думал и загодя сочувствовал приятелю. – А она надышаться на Эрика не могла, хотя изо всех сил и старалась этого не показать. Она убила бы его, защищаясь или отдавая последний Дар, но перерезать горло из-за спины… Альмод догадался бы. Но остальные – нет, можешь не опасаться. Рассказывай.
Вернувшись в свою комнату, Кнуд поднял с сундука вещи Эрика. Прорванный и окровавленный рукав дублета кто-то просто отхватил ножом и унес. Не осталось рукава и у нательной рубахи. Вот, значит, как Ингрид их нашла. Он распахнул окно и бросил одежду на жаровню.
Так будет лучше.
– Куда ты теперь? – спросил Эрик.
Они сидели в затрапезной харчевне: густо пахло прогорклым жиром и подгнившими тряпками, а к столешнице, казалось, лучше лишний раз не прикасаться, чтобы не прилипнуть. Альмоду, впрочем, было плевать – как уронил голову на сложенные руки, так и замер, пока Эрик с Ингрид пытались понять, можно ли здесь съесть хоть что-нибудь и потом неделю не страдать животом.
– Не знаю… – глухо проговорил Альмод, не поднимая головы. – Никак не соображу, зачем я жив и что делать со свободой. Если бы я не побоялся вовремя поверить тому что понял… – Он скрипнул зубами и снова надолго замолчал.