Среди рассказов о подростковой жизни и папы, и дяди чаще всего звучала история об аварии на мотоцикле, случившейся, когда папе было шестнадцать. У этой истории было несколько версий, и когда я была маленькой, папа часто рассказывал, что однажды ночью он ехал домой и просто «поскользнулся на коровьем дерьме», слетел с дороги и врезался в стену. Несколько часов он пролежал в кювете и, как рассказывал папа, был почти на том свете, когда его наконец нашли. Он попал в больницу, и там его сердце перестало биться, врачи уже констатировали его смерть. Но затем, к удивлению всех присутствовавших, в морге он очнулся, и его реанимировали.
Позже я узнала, что правда была куда менее эффектной и куда более сложной, чем та папина история. Но в любом случае, дядя Джон сказал, что произошедшее в ту ночь изменило папу навсегда. Дядя говорил, что после этого папа месяцами сидел дома, пялился в стены и отказывался смотреть на людей.
– Если сказать ему хоть слово, он тут же слетал с катушек, – рассказывал дядя, – бесился, вопил и кричал на тебя, вот так. Он был уже не тот, что прежде.
Я до сих пор не знаю, было ли так на самом деле – правда ли последствия того происшествия с папой были настолько серьезными. Была и другая история, которую оба брата рассказывали по-разному в разное время, – о том, как папа получил ногой по голове на дискотеке в молодежном клубе за то, что флиртовал с девушкой другого парня. Дядя Джон предположил, что это тоже могло повлиять на папу, но этим он мог оправдывать своего брата – и, как выяснилось, у него были на то очень веские причины. Правда это или нет, но с раннего детства у меня сложилось впечатление, что дядя Джон очень уважает папу. Он всюду следовал за ним, а папа был предводителем.
Папа совершенно открыто говорил о сексе. Если верить папе, то его отец сказал ему, что право и обязанность любого отца – первым войти в свою дочь. Не помню, когда он впервые сказал это нам вслух, и я сначала не поняла, о чем речь, так как была очень маленькой. Даже когда я наконец поняла, что это значит – отец чувствует за собой право владеть нашими телами, – поначалу я не испугалась. Ребенок ведь мало понимает или беспокоится по поводу будущего, правда? Это было что-то такое, что могло произойти, когда я вырасту, а до этого еще так далеко. И к тому же, хотя папа был странным человеком, он часто бывал веселым, много шутил и смешил меня – я не чувствовала страха рядом с ним.
Дядя Джон был другим. В нем не было ничего подобного, никакой теплоты. Услышав впервые, я больше не могла забыть историю о том, как он убивал кошек.