– Просто я хочу провести здесь время с пользой, – спокойно пояснил очкастый Володя.
– Проведете, – успокоила его Лера и вошла в палату.
Через пару минут ей стало совершенно ясно, отчего у Полины Михайловны разболелось сердце. Знайка-Володя сыпал вопросами беспрестанно, цепляясь к любому слову, излагал свою точку зрения по каждому больному и вообще вел себя отвратительно и вызывающе. Толстяк-флегматик и девушка пытались его утихомирить, но он их в грош не ставил.
Лера из чистого азарта сначала отвечала на его вопросы, но вскоре ей надоели бесплодные споры. К тому же парень своей болтовней мешал ей сосредоточиться на больных.
– Если не ошибаюсь, вас зовут Владимир? – холодно спросила она Знайку.
Тот кивнул.
– Так вот, Владимир, вы не мой ученик, а я, слава богу, не ваш преподаватель, поэтому держите язык за зубами, где это требуется. Я буду отвечать вам только на те вопросы, которые сочту уместными и грамотными.
– Нечестно, – возразил Знайка, ничуть не смутившись, – вы должны дать нам широкую картину, осветить все…
– Я не могу осветить все, – сухо перебила Лера, – я не лампочка, а лечащий врач. И меня больные ждут в других палатах.
Полный едва заметно улыбнулся.
– Ладно. – Парень демонстративно засунул руки в карманы халата. – Не знаете, как ответить, так и говорите.
Осмотр двух следующих палат прошел в относительной тишине и спокойствии. Девушка и полноватый парень, которого звали Дима, вежливо расспросили Леру о лечении язвы, сами осмотрели больных, с ее позволения, и сделали кое-какие пометки в своих тетрадях. Знайка мрачно стоял за их спинами, всем видом показывая, что процесс не представляет для него ни малейшего интереса, и вообще, это детские игрушки в сравнении с настоящей медициной.
Лера вздохнула с облегчением: ей совсем не хотелось вести ребят в восьмую палату; но, увидев, что нахальный парень ведет себя сносно, все же решилась.
Однако решение ее оказалось опрометчивым. Едва зайдя к астматикам, Знайка невероятно оживился. Он попросил разрешения собственноручно прослушать Скворцова и долго тыкал трубкой в его тощую грудь, чем привел старика в бешенство. Лера отобрала у парня фонендоскоп, но Степаныч уже завелся на полную катушку.
Раньше, когда с дедом случались подобные приступы мизантропии, на помощь всегда приходил Андрей. Он двумя фразами мог поставить того на место, при этом не задев самолюбия. Сейчас же Андрей молчал, с безучастным видом наблюдая за красным от гнева стариком и пытающейся утихомирить его Лерой.
Наконец Степаныч замолчал, поднялся с постели и в знак протеста ушел в туалет. В палате наступила благодатная тишина.