Андрей сосредоточенно смотрел в пыльное, кое-где в брызгах масляной краски палатное окно. Внизу, в больничном дворике, кипела жизнь: бежала по дорожке к соседнему корпусу молоденькая медсестра в наброшенной поверх халатика голубой курточке, у пищеблока стояла машина, двое мужиков разгружали ящики с капустой. На скамейках вдоль аллейки сидели больные и те, кто пришел их навестить. Лишь у маленького белого здания, возле самой ограды, было пусто.
Совсем недавно Андрей видел, как двое санитаров распахнули железную дверь и втолкнули в морг каталку, на которой лежало тело, полностью покрытое простыней. Старуха Егорова умерла сегодня рано утром.
Через минуту санитары вышли, захлопнули дверь и, оживленно переговариваясь, заспешили назад, к корпусу. С тех пор прошло полчаса. Андрей продолжал все так же неподвижно сидеть на стуле, опершись о подоконник, и оцепенело наблюдать немое кино за стеклом.
За спиной возился в кровати Степаныч, шумно кряхтел, вздыхал, кашлял, однако Андрей не оборачивался и не обращал на деда ни малейшего внимания.
Наконец старик не выдержал, сел в постели, отчего жалобно скрипнули пружины видавшей виды больничной кровати, и робко позвал:
– Дрюня!
– Ну.
– Чего ты злой такой?
– Я? – Андрей оторвался от окна и обернулся к деду. – С чего ты взял, Степаныч?
– А то я не вижу, – жалобно проскрипел Скворцов. – С утра сидишь как сыч, слова из тебя не вытянешь. А мне поговорить охота.
– О чем говорить-то? – усмехнулся Андрей, протянул руку, взял со стола блокнот, карандаш и задумчиво глянул на чистую, белую страничку. Он аккуратно провел тонкую контурную линию и повторил: – О чем с тобой говорить?
– Хоть о чем. – Степаныч просительно взглянул на соседа. – Худо мне. Тошно. Бабка-то преставилась, царствие ей небесное. Вот как думаешь, хорошо ей теперь? Там… – Он выразительно поднял к потолку выцветшие глаза.
– Не знаю, Степаныч, – не отрываясь от листа, пробормотал Андрей, искоса взглянул на сникшего, притихшего старика и добавил мягче: – Откуда мне знать? Наверное, лучше, чем было здесь. Каждому свой час, не думай ты об этом.
– Легко говорить, не думай, – ворчливо возразил Скворцов. – Ну как завтра мой черед поспеет? А! – Он досадливо махнул рукой. – Что с тобой толковать! Небось рад только будешь, шума-хлопот меньше!
– Ну что ты городишь, дед? – Андрей покачал головой, придирчиво оглядел свежий набросок, затем решительно вырвал страничку из альбома и скомкал ее. – Каких таких хлопот? Совести у тебя нет.
– А у кого она есть, совесть-то? – с внезапным ехидством поинтересовался старик. – У кого? У тебя, что ль?