– Из-за такой говядины вспыхнул мятеж на броненосце «Потемкин».
– Пропаганда? – насторожился эссеист.
– А мне нравится, – произнес Красноперов. – Вы давно из Союза?
– Пятнадцать лет на чужбине, – ответил Дебоширин.
– Тогда все ясно, – улыбнулся наш герой.
Сборная Дижона уверенно проиграла. Парни в замшевых куртках окружили электрический бильярд «Цинцин».
Разговор между Красноперовым и Трюмо принял строго научный характер.
– Кафка! – восклицал Трюмо.
– Федин, – с улыбкой парировал Красноперов.
– Феллини! – не унимался эссеист.
– Эльдар Рязанов, – звучало в ответ.
– Сальвадор Дали!
– Налбандян!
– Иегуди Менухин!
– Пожлаков!
– Бунин! – выкрикнули они хором.
– Ах да, – произнес Красноперов, – Бунин! Конечно же Бунин! Ведь меня, собственно, интересуют архивы Бунина.
– Бунин? – переспросил Трюмо. – Знавал я этого Бунина в Грассе. Все писал чего-то.
– Он самый.
– Бывало, пишет, пишет… И чего, думаю, пишет? Раз не удержался, заглянул через плечо, а там – «Жизнь Арсеньева».
– Если можно, чуть подробнее, – сказал Красноперов.
– Этот Бунин все на родину стремился. Зимою глянет из окна, вздохнет и скажет: «А на Орловщине сейчас, поди, июнь. Малиновки поют, цветы благоухают…»
Красноперов прослезился. Дебоширин всхлипнул.
– Однажды, – продолжал Трюмо, – Ивану Алексеевичу было сновидение. Как будто Успенский собор покрасили целиком зеленой гуашью. Проснулся Бунин, ногами затопал, едва успокоили.
Красноперов записал все это. Потом сказал:
– Меня, собственно, интересуют архивы Бунина. Переписка с Муромцевой, черновики «Темных аллей», фотоснимки.
– Что может быть проще?! – сказал Трюмо. – Архивы находятся в Грассе. Там письма, черновики, фотографии, личные вещи, обувь… Завтра садимся в машину и едем.
– Чудесно, – сказал Красноперов, – замечательно. В своей диссертации я использую термин «духовная репатриация Бунина». Я хочу доказать, что нотки архаизма в творчестве Бунина заведомо обусловили судьбу эмигранта. Но хотя физически Бунин скончался в Грассе, морально он принадлежит России.
– Пропаганда? – встрепенулся Трюмо. – Отказываюсь ехать!
– То есть?
– Не покажу дороги.
– Господа, – вмешался Дебоширин, – что я слышу? Опять политика? Давайте лучше выпьем и рванем к «Максиму». Там новое ревю.
– Я не поеду, – испуганно сказал Красноперов, – у меня дела.
– Какие?
– Баня, стирка.
– Вы не романтик, – сказал Дебоширин, – это грустно. Быть в Париже и не заглянуть к «Максиму»!.. Это все равно что посетить Союз и не увидеть Мавзолея…