«Птицы-то здесь при чем? — снова затревожился Карагодин. — При чем они-то?»
Из-за рядов журавлей вышел гусь. Важный такой, в очках, с ремешком, вроде портупеи, и шпорой на красной перепончатой лапе.
— Готовьсь! — прокричал он хрипло, и журавли вытянули шеи, острыми клювами нацелились прямо в сердце Карагодину.
«Господи, причем здесь птицы-то?» — ужасаясь тому, что его в самом деле расстреляют, подумал он…
От непрошедшей тревоги, под впечатлением чудно́го сна встал Карагодин среди ночи и пробродил до утра.
В субботу на своем стареньком, но надежном «газике» приехал Зелюгин. Посмотрел, чем занимается Карагодин, удивился. Готовит лесник блесны, сверлилку для подледного лова натачивает. Сроду этих предметов он не видел у Карагодина и рыбную ловлю презирал.
— Чего это химичишь? — предчувствуя недоброе, спросил Зелюгин.
— Да вот, на Долгом озере посидеть собираюсь. Чебак, окунь, щука там цепляют — я те дам! Вчера дед Старков полкуля чебаков оттуда приволок. Рыбка, знаешь, она и в ухе полезна, и в жаренье…
— Погоди, Павел Иванович, погоди… — перебил Карагодина Зелюгин. — Или ты забыл наш уговор твердый? Ведь я с разрешением приехал, в полной надежде, а ты мормышками этими занялся. Как такое понимать?
— А что поделаешь, Николай Николаевич? — беспомощно развел руками Карагодин. — Ветка совсем больная. Я и к ветилинару, и к доктору. Где она, тварь, порезала себе лапу? А без Ветки куда пойдешь? Так только по лесу блудить. Буран-то совсем молодой кобелек…
Пошли в пригон под навес, где была привязана сибирская чистопородная лайка. Позванивая тонкой цепью, Ветка выскочила из конуры, прихрамывая, завертелась вокруг Карагодина, норовила прыгнуть ему на грудь. Передняя ее лапа была перемотана бинтом. В одном месте бинт побурел от просочившейся и засохшей крови.
— На место! Развеселилась! — прикрикнул на собаку Карагодин и сказал Зелюгину: — Вечером к ветилинару поведу.
Все было верно, но Зелюгину не понравился сам Карагодин: непривычная торопливость и неискренность чувствовались в словах лесника.
— Пойдем лучше, Николай Николаевич, на Долгое? Посидим, посудачим о чем. Дело там интересное, верное… — предложил Карагодин Зелюгину и этим окончательно вывел его из себя.
— Чтоб тебя на том Долгом черти слопали! — в сердцах сказал Зелюгин и, не простившись, поспешил к своему «газику».
В трех километрах от лесного поселка, где на столбике по крашеной доске крупно написано: «Егорьевский заказник», Зелюгин остановил автомобиль, достал ружье, патроны. Стрелял до тех пор, пока не расколол, не сбил эту доску на твердую, побелевшую землю.