— Виктор! — произнес Анатолий и заключил друга в крепкие объятия.
Они стояли и не решались разжать объятия, будто страшась вновь потерять друг друга. Наконец Анатолий осторожно ввел Виктора в комнату.
...Жена Анатолия Валентина накрыла стол по случаю столь удивительной встречи двух старинных друзей.
— Сколько же лет прошло с момента нашего расставания? — спросил Анатолий.
Виктор задумался, потом вслух начал вспоминать:
— Мы расстались в день начала войны, 22 июня сорок первого, ты уехал в Высшее военно-морское училище. Сейчас девяносто шестой, то есть ровно пятьдесят пять.
Между ними проплыла целая жизнь.
— Два года я провалялся в госпиталях, — тихо со вздохом сказал Виктор. — Сколько со мной возились врачи! И... спасибо им, сделали невозможное, все-таки поставили меня на ноги.
Анатолий искренне сопереживал другу.
— А что у тебя с лицом?
— Как мне удалось впоследствии установить — это последнее ранение, полученное в избе у Маши, меня чем-то шарахнуло по лицу,
Виктор провел рукой по щеке и продолжил:
— Выписали меня инвалидом I группы. Долго думал, куда пойти, кому нужен такой урод, да еще на костылях? Что никогда не встречусь с Лидой, решил сразу.
— А почему, Виктор? Ведь она тебя так любила, приняла бы любого.
Виктор поморщился, будто от страшной боли.
— Она-то, конечно, приняла бы. Но была бы она счастлива со мной? Думаю, что нет. Я слишком любил (да и люблю) ее, чтобы сделать несчастной.
— И ты не поехал в родные места, стал скрываться и от Лиды, и от родных? — произнес Анатолий, и в голосе его можно было уловить скрытый упрек.
— А что же мне оставалось делать? Если бы я дал о себе знать моим родным, обязательно об этом узнала бы Лида.
— На какие же страдания ты обрек и себя, и Лиду, и родных! — Анатолий сочувственно посмотрел на друга. — И как же дальше сложилась твоя жизнь?
— Остался в Челябинске. Поступил в педагогический институт на историко-филологический факультет. Окончил его и стал работать учителем.
— Помню, у тебя педагогические задатки проявлялись еще в школе, — с улыбкой произнес Анатолий.
— Мне нравилось это всегда. Когда же стал учителем, отдавал работе всю душу. Люблю детей, готов быть с ними и день, и ночь.
— Видимо, и они отвечают тебе тем же?
— Да, я чувствую их любовь. Это стало смыслом моей жизни. Многие из моих выпускников стали большими людьми и, что самое главное, настоящими, честными, добрыми и деловыми.
— Пишут? Навещают?
— И пишут, и навещают, и к себе приглашают. Вот и сейчас я остановился в Москве у бывшего своего ученика, ныне руководителя крупного научно-исследовательского института.