Оставив на месте добычу, отправляемся в обратный путь и вскоре добираемся до небольшой свайной хижины, затерянной на краю болота. Внутри на корточках кружком сидят две женщины и мужчина. В центре горит жирник. В глубине на циновке лежит старик.
Садимся рядом, предлагаем закурить. Мужчина зажигает сигарету, а одна из женщин кладет ее целиком в рот и с видимым наслаждением принимается жевать. Все они очень худы, очевидно от недоедания, кожа имеет нездоровый малярийный оттенок. Лежащий старик, не переставая, кашляет.
— У него туберкулез, — говорит Нарунг.
Мужчина с интересом разглядывает меня, затем берет мое ружье, долго целится и щелкает языком, как бы стреляя.
— У нас здесь недалеко два убитых оленя, — говорит Нарунг. — Принесете их в Лабуанбаджо, получите свою долю мяса.
— Я не могу есть это мясо, потому что оленей зарезал не мусульманин.
— Нет, их резал Манах, а он мусульманин.
— Хорошо, тогда завтра утром мы принесем их.
Когда мы выходим, я поворачиваюсь к Манаху:
— Вы же сказали мне, что вы крещеный…
— Он крещеный, — перебивает Нарунг, — и я крещеный, но если бы он узнал это, то ни за что не пошел бы за мясом.
— А когда завтра он узнает правду…
— Тем лучше, он не возьмет своей доли, — замечает этот разбойник Нарунг, довольный своей шуткой!
Наутро, едва рассвело, четверо крестьян приносят на шестах наших оленей. Начинается самый щекотливый момент — дележ. Охотников в округе немного, и мясо ценится высоко. Не следует забывать при дележе и старосту деревни, и китайца, ни тем более единственного полицейского или единственного почтмейстера и т. д… Мы предоставляем Нарунгу выбрать для них лучшие куски, и он великолепно справляется с этим делом, в результате нам достается порция, которой едва-едва хватит на один обед. Когда мы замечаем ему, что это не больно жирно, он отрезает:
— Много мяса есть вредно, и потом ночью мы набьем себе еще.
Но следующая ночь выдается светлой, дождя нет, трава скрипит под ногами, вспугивая дичь, и я лишь впустую выпускаю пару патронов по маячащим в отдалении оленям. К тому же Петера, вызвавшегося пойти со мной, кусает ядовитый паук, но он, несмотря на страшную боль, стоически шагает с нами всю ночь.
Наутро мы грузимся в моторную шаланду китайца, который должен высадить нас в Сокнаре, на западном берегу Флореса. Китаец недоволен: он запросил с нас всего сто рупий за дорогу, ибо рассчитывал захватить с собой товар для продажи. Но несколько сот килограммов «крайне необходимого» снаряжения плюс мы сами и наши любимые животные (попугай, обезьяна и две циветты) не оставляют ни вершка свободного места.