Спустя три дня, возвратившись в лагерь, мы застаем весь экипаж в сборе. Должно быть, они ждут нас довольно долго, но не притронулись ни к одному ящику, хотя это было бы легко сделать. Капитан встречает нас улыбкой:
— Леска потрясающая! Она такая же прочная, как 0,9, но цвета морской воды, и рыбы ее не видят. Мы пришли взять у вас весь остаток!
Он выкладывает привезенные с собой подарки: тридцатикилограммовый мешок риса, копченую рыбу, кокосовые орехи и красный пальмовый сахар. Я начинаю отсчитывать сажени нейлона, но он останавливает меня.
— Вы предпочитаете отсчитывать сами? — вопрошаю я.
— Нет, пусть лучше этот туан, — отвечает он, показывая на Петера.
Мы смеемся: Петер самый большой в нашей группе и его сажени будут по меньшей мере на десять сантиметров длиннее моих. У капитана, деловая сметка.
В итоге весь наш ящик нейлоновой лески «Родиасета» и крючков морвилларских заводов переходит в руки пиратов. Ибо это действительно пираты, как подтвердит нам впоследствии Хазинг, который хорошо знает их.
Как бы там ни было, они оставляют прекрасное впечатление, и мы с нетерпением ожидаем их следующего посещения Лохо Буайя. Но нам никогда больше не доведется увидеть капитана с ослепительной челюстью и его экипаж в черных шапочках. Через два-три дня после их отъезда я раздавал кукурузу нашему птичнику, как вдруг услышал за лесным занавесом звуки флейты. Что это, слуховые галлюцинации или голос сирен, заманивающих моряков в ласковые воды Южных морей? Окликаю товарищей, и все вместе устремляемся к узкому илистому пляжу, где состоялась наша печальной памяти ночная высадка.
И точно, бойкая мелодия тростниковой флейты все ближе, ближе, и неожиданно в просвете мангров нам открывается незабываемое зрелище. В середине большой лодки с балансиром возвышается фигура — живое воплощение шерифа из ковбойских фильмов нашего детства. Высокий широкоплечий блондин в необъятной шляпе конной полиции, одетый в хаки, с патронташем через плечо небрежно опирается на карабин, а вокруг него восседает самый удивительный в мире экипаж, который нам доводилось встречать: шестеро или семеро малайцев, выряженных в такие одеяния, что их не найти при всем старании даже на парижской барахолке! Один истекает крупными каплями пота под высокой меховой шапкой с опущенными ушами, второй завернулся в доверху застегнутое черное пальто, третий с трудом ворочается в кожаной летной куртке на меху, остальные явно одевались у того же портного. А человек в русской шапке, похожий на монгола, сидит на носу судна и издает в утреннем воздухе отрывистые нотки на своей свирели.