Он уже не стоит на месте, охваченный охотничьей лихорадкой. В этот момент он напоминает моего сеттера. То был послушный умный пес, но один запах куропатки превращал его в тайфун, и он несся по полю со скоростью восьмидесяти километров в час, не обращая внимания на мои окрики и свистки. Так и этот уже летит, а не бежит, и все мы, оставив старого Солтана догонять нас, кидаемся на приступ склона. Я при этом беспрерывно чертыхаюсь. Какого лешего, что он, не может подождать секунду? У кого ружье — у него или у меня? Вот спугнет буйвола до того, как я подойду, хорош тогда будет со своей опереточной пикой! И потом вообще, к чему мчаться сломя голову? Что он, улетит, ваш буйвол… Ведь если я добегу туда запыхавшись, разве смогу как следует прицелиться?
И когда я готов уже взорваться от ярости и послать ко всем чертям этого буйвола, то наталкиваюсь на виновника своего гнева: он сидит на корточках и делает мне отчаянные знаки. Мы вышли на поляну: вблизи она еще меньше, чем казалась издали; посреди стоит буйвол. Он откровенно повернулся к нам спиной, и отсюда отчетливо видны его массивные рога со стертыми концами. Мы стоим так близко под прикрытием благоприятного ветра, что в нос отчетливо бьет резкий запах конюшни и явственно слышен скрип шершавого языка, когда он срывает пучок травы.
— Стреляй! — шипит Саид, и я уверен, что если бы глаза его могли хоть чуть-чуть еще вылезти из орбит, они бы покатились к буйволовым ногам!
Но я решаю пооригинальничать и склоняюсь к Петеру, который тоже удивлен, чего я жду:
— Сейчас увидишь, как я подойду к нему!
Я подхожу по ветру настолько близко к зверю, что могу теперь при желании хлопнуть его по бедру, поворачиваюсь к улыбающемуся Петеру и вижу Саида, который, вероятно, спрашивал себя, не сошел ли я с ума. Бахвальство оборачивается против меня: так близко от массивного тела невозможно как следует выстрелить. Держа палец на спуске, я тихонько пячусь вбок, но тут он резко трясет головой, чтобы отогнать вьющихся у ноздрей мух, замечает меня и на миг застывает. Ничего не поделаешь, приходится стрелять поверх плеча; это не имеет значения, если карабин достаточно мощный, а тут он вскидывается как. ужаленный и целится своей огромной головой мне в живот. К счастью, в такие минуты подсознание действует лучше и быстрее, чем разум! Инстинктивно я сразу же после выстрела перезарядил ружье и теперь, не вскидывая, успеваю выстрелить ему в упор в массивный лоб. Он падает, не успев дотянуться до меня рогами.
— Молодец, — кричит Петер, подошедший, хотя и без оружия, на всякий случай поближе. — Это, бесспорно, лучший твой выстрел за все время, — добавляет он, щупая царственные рога.