В заповеднике джейран отнюдь не избегает пойменных лесов. Сюда он ходит прежде всего на водопой, ибо все пресные озера расположены среди тугаев. Вдобавок он еще и кормится здесь, чувствуя себя в сравнительно большей безопасности, чем в песках.
В жаркие майские дни в укромных уголках пустыни, где-нибудь под крутыми склонами оврагов и лощин, у самок появляются на свет маленькие джейранята. Мне, к сожалению, не пришлось видеть новорожденных ни разу. Но как-то, поднимаясь по одной из расщелин скалистого холма, я вспугнул самку. До этого она лежала в выбитой копытами ямке на крутом склоне под кустом саксаула. Самка была на последней стадии беременности и бежала с большим трудом. До сих пор так близко мне видеть джейрана не приходилось.
Весной 1959 года, закончив свою работу в заповеднике, я должен был уезжать. Все уже уложили в машину, и завтра на рассвете мы трогались в путь. В этот вечер я бродил в последний раз по ставшим мне такими близкими звериным тропам, выходил на полянки, озера и прогалины, навещал особенно памятные для меня места — словом, прощался с тугаями, где незаметно пролетело три года. Под конец я вышел на окраину зарослей и тронулся по песчаному плато среди кустов солянок. Мне хотелось посмотреть на гнездо скотоцерки — маленькой кустарниковой птички. Солнце садилось. Холмы Песчаного Перевала окрасились розовым светом. Я стал кольцевать птенцов. В это время со склона холма спустились на плато три джейрана. Меня они, к счастью, заметили и начали преспокойно пастись, время от времени оглядывая местность. Их серая с белым окраска менялась от розовой и ярко-коричневой до нежно-желтой в переливающихся красках заката. Для прощального вечера это было отрадное зрелище. Тут я впервые почувствовал, что все эти беспокойные ночи, проведенные в дозорах и патрулях, жестокая борьба с преступниками-браконьерами не прошли даром. И когда наутро наша машина, подпрыгивая на ухабах, шла ‘ через Песчаный Перевал, я смотрел на пески с робкой надеждой, что скоро здесь опять появятся табунки быстрых обаятельных антилоп.
С ним я познакомился в первый же день пребывания в заповеднике. С трудом пробившись сквозь густые заросли колючек и эриантусов на берег озера, я увидел голову зверька, который неторопливо отплывал от этого места и недовольно оглядывался на меня. Он остановился в тростниковых зарослях неподалеку и глухо заворчал. Как следует разглядев зверя, я догадался, что передо мной та самая нутрия, о которой я столько наслышался.
Нутрия — это испанское название зверька, имеющего туземное название «коипу», отсюда и его латинское наименование «Myocastor coipus». У нас его называют также болотным бобром. Родина болотного бобра — Амазонка. Там он живет по болотистым берегам рек и озер, устраивая гнезда в густых зарослях водной растительности или роя норы в обрывистых берегах. Вся жизнь зверька связана с водой, и он очень напоминает бобра, отличаясь от него несколько более мелкими размерами и круглым голым хвостом, как у водяной крысы. Отдельные самцы коипу достигают веса в 16 килограммов. Мех коипу гораздо дешевле бобрового, но тем не менее он сравнительно дорог (до 14 рублей за невыделанную шкурку) и пользуется большим спросом. По этой причине некоторые предприимчивые деятели заинтересовались болотным бобром, и вскоре он был удачно акклиматизирован в Европе. В тридцатых годах нутрия была завезена в Закавказье, где также довольно успешно акклиматизировалась. Затем наступил черед Средней Азии.