В Тигровой балке (Потапов) - страница 42

Сфотографировать гусей оказалось труднее. Хотя их было и больше, но держались они не в пример осторожнее, и мне только раз удалось заснять налетевшую неожиданно стаю.

Любопытный обитатель зимней Балки — белая цапля — красивая, стройная- птица. В отдельные зимы цапли держатся здесь сотнями. Особенно много их скапливается в заповеднике во время морозов. Эта птица еще более осторожна, чем серый гусь, и часто выполняет роль часового, охраняя многочисленные сборища кормящихся птиц. Заметив что-либо подозрительное, цапли сразу же взлетают и настораживают остальных птиц, которые при малейшем шорохе в тростниках тоже кидаются в бегство. Сколько раз я проклинал этих непрошеных караульщиков, неоднократно срывавших мне фотосъемки. Однажды я сделал на одном озере шалашик в густом тростнике, откуда собирался заснять бакланов. Птицы, ничего не подозревая, плавали совсем рядом. Вдруг прямо против меня, метрах в 15, плавно опустилась на отмель белая цапля, и не успел я и глазом моргнуть, как она сразу же уставилась на меня. Я замер и старался не дышать, надеясь усыпить ее бдительность своею полной неподвижностью. Но она не успокаивалась и продолжала стоять с вытянутой шеей и внимательно разглядывать мое укрытие. Так я и не понял, шевельнулся я или нет, но она взлетела со страшным скрипом и переполошила всех бакланов. Голос белой цапли весьма своеобразен. Это какое-то скрипучее трещание.

Как-то я возвращался после работы в густеющих сумерках и торопился до наступления полной темноты выйти на дорогу. Путь пролегал по кабаньей тропе мимо одного глухого озерка под названием «Круглое». Мое внимание привлек неумолкающий треск белых цапель. Судя по возне в тростниках, их было здесь штук двадцать. Когда я, прикрываясь ветвями, выбрался на берег, почти рядом со мной села в тростники еще одна группа цапель. После этого белые цапли стая за стаей стали бесшумно появляться из сумерек со всех сторон, опускаясь в тростники в каких-нибудь двадцати метрах от меня. По самых скромным подсчетам, их собралось здесь сотни три. На следующее утро я видел издалека, как они поднялись с этой ночевки все разом. В голубом небе появилась туча белоснежных птиц, слегка розоватых в лучах восхода. Это было красивое зрелище.

Массы зимующих птиц рассредоточивались по всем озерам вахшской поймы, перемещаясь непрерывно с одного озера на другое в поисках пищи. Небольшие группы уток и куликов всегда можно встретить на любом озере, но иногда удавалось напасть на скопления многих сотен этих птиц на глухих, мало посещаемых человеком озерах. Так, например, в середине декабря 1958 года я совершил попытку пробраться в центр затопленных дебрей. К этому времени вода из сбросных каналов ирригационной вахшской системы окончательно затопила всю пойму. Дороги покрыл метровый слой воды, и до озер в глубине этих зарослей почти невозможно было добраться. Долго мы блуждали по воде в поисках бродов, и, когда, отчаявшись, собирались уже повернуть назад, выбрались наконец куда нужно. Размеры озера Базовского сейчас были весьма солидны — около одного квадратного километра, посредине находился плоский, заросший свежей травой островок. На этом островке, радостно гогоча, паслось полторы сотни серых гусей. Им было чему радоваться, так как они были совершенно недоступны для охотников. Чуть подальше плескалось еще два табунка гусей, штук по сорок в каждом, а всю середину озера заполнили кряквы, серые утки, чирки, свиязи, всевозможные крохали и бакланы. По сторонам, ближе к берегу, торчало боевое охранение — группы серых и белых цапель. Но это было еще не все. Пока я лежал в прибрежных зарослях, отмечая в записной книжке состав и величину кормящихся стай, из рогозовых зарослей в северном конце озера стали выплывать одна за другой черные точки лысух. Число их все возрастало, и скоро добрая половина озера сделалась от них прямо-таки черной. Их было здесь не менее семи сотен. Над всем этим гомонящим и плещущимся со страшным шумом базаром в синем прозрачном небе плавно кружили орланы-белохвосты и белоголовые сипы. Иногда гуси с громким гиканьем и гагаканьем поднимались в воздух и делали рекогносцировочный круг, чтобы потом с великим шумом и плеском плюхнуться на старое место. Или лысухи вдруг начинали перелетать с одного конца озера на другой. Сначала поднимались в воздух отдельные птицы, затем десятки, а потом уже целые сотни их со страшным плеском взмывали в воздух и перелетали на другое место. В воздухе все время стоял свист утиных крыльев… Когда я возвращался назад, то наткнулся на какого-то браконьера, этакого кустаря-одиночку. Он сидел в кустах у озера и, глядя волчьими глазами на недосягаемые утиные табуны, молча глотал слюни. Я вконец испортил ему настроение, отобрав ружье.