Итак, пять в широтном направлении вытянутых хребтов, самых высоких на Тянь-Шане, связанных коротким, но тоже очень высоким и монолитным Меридианальным хребтом, образуют своеобразный «замок» горной ситемы. Его вершины достигают почти семи километров. Южнее Кокшаала хребет быстро понижается. Несколько медленнее понижается он и на севере. Все самые грандиозные вершины Небесных гор сосредоточены в полосе десяти — пятнадцати километров по обе стороны Меридианального хребта. Именно здесь находятся массивы Мраморной стены, Хан-Тенгри, пика Победы.
По существу и Терскей-Алатау начинается в этой полосе. Его восточной оконечностью считают пик Игнатьева, нависший над верховьями ледника Семенова, в двух километрах от стены Сарыджазского хребта. Еще через несколько десятков километров от Терскея ответвляется Кунгей-Алатау, который огибает Иссык-Куль с севера, уже по территории Казахстана. Вместе с Кокшаалом Терскей образует вторые «клещи», в которые заключен весь Центральный Тянь-Шань.
Таким образом, у Тянь-Шаня есть костяк, на котором как бы «крепятся» все его бесчисленные горные сооружения. Костяк образуют горы наиболее массивные и высокие, на которых сосредоточено и наибольшее количество льдов, питающих истоки рек.
Голубой Кокшаал-Тау. Впервые взобравшись ночью на перевал Барскаун, мы не сразу разобрались, куда ехать дальше. Последний поворот барскаунского серпантина неожиданно выплеснул нас на равнину. Прямо из тьмы к нам навстречу выбежали ребятишки, невесть откуда взявшиеся, потом оказалось, что их отец-чабан раскинул свою юрту у ближайшего озерка, тускло отражавшего зеленоватый лунный свет.
— Что надо? Тянь-Шань?.. Тут кругом Тянь-Шань… Метеостанция?! А! Прямо поезжай — вниз, потом вверх, потом еще раз вниз — поселок будет…
Мы поехали прямо, петляя во тьме по головокружительной дороге, пока наконец фары не вырвали из тьмы побеленные домики. Один огонек вспыхнул на самом краю поселка. Мы постучались, вошли и от хозяина дома узнали о том, что попали не на метеостанцию Тянь-Шань, а в долину Нарына; к метеостанции надо было ехать влево от Барскаунской дороги.
Пришлось ночевать. Утром я увидел сквозь тонкую вуаль утренней дымки на фоне темно-синего, почти фиолетового неба контуры далекого хребта, ровного, как стена. Самое удивительное в том, что стена казалась светлее неба. Это был Кокшаал-Тау.
Вторично я увидел Кокшаал в следующем году, с гребня Джетимбеля. По широкой долине Нарына, раскинувшейся глубоко внизу, перекатывались валы тумана. Я знал, что за долиной — хребет. Только к вечеру, когда серые клубы снизились, прижались к земле, расплылись широким морем, заполнив всю долину, на горизонте возникла ровная стена Кокшаала. Она опять была голубой.