– Он убьет тебя, как-нибудь точно убьет, если мы не уедем.
Джин вспомнила о девушке из семьи Лури, спрыгнувшей с пожарной вышки, о маме, забытой и угасавшей на своем одре болезни. Это так: Хауэлл мог убить ее, правда мог. Но думалось об этом спокойно, как о чем-то в порядке вещей. Как если бы кто-то заявил, что жимолость цветет весной.
Ее судьба.
Джин охватила непонятная боль. А потом внутри проклюнулось сомнение и стало понемногу прорастать в закоулки ее сознания.
* * *
Когда Джин в последний раз пришла к Тому, он встретил ее и провел в библиотеку. Она присела на обитый тканью диван, он – на мягкий стул с кожаным сиденьем. Лицо его было землистого оттенка и жестким, как надгробие.
– У меня к тебе вопрос: ты со мной?
Тысячи мыслей одновременно пронзили ее мозг.
– Мне нужно знать, Джин, да или нет. – Он говорил приглушенно.
Ее рот приоткрылся, лицо просветлело, он подумал, она сейчас что-нибудь ответит. Когда ответа не последовало, он заговорил сам:
– Я не могу спать, Джинни, не могу есть. Мне нужно знать, что ты решишь. – Он сжал руки и подался вперед: – Хауэлла, Джинни, тебе не переделать. Такие люди прогрызают себе дорогу зубами, ищут слабого, того, кто не сможет постоять за себя. Они рвут на части любого встречного, не думая о пролитой крови. И я не вынесу, просто не вынесу, Джинни, если это произойдет с тобой.
Пока он говорил, сомнение в ней росло, набирало силу и пускало все новые побеги, отодвигая в сторону смятенное сознание. Джин почувствовала прилив надежды, будто кто-то открыл дверь в голове и вымел оттуда все следы сомнения и страха. Никакая это не судьба – терпеть побои Хауэлла, и ничего естественного тут нет. Ее мать не заслужила такого отношения, не заслужила своей участи и та несчастная девчонка Лури. Никто из них не был виновен в таком отношении к себе.
Джин стояла, кровь напряженно пульсировала в жилах, сердце отчаянно колотилось.
– Покупай билеты, – наконец сказала она. – В первую ночь пробуждения, во время призыва к покаянию, мы с Колли будем ждать тебя у школы.
Том в один прыжок пересек комнату и схватил ее в охапку. Она вцепилась в ткань его рубашки и запустила пальцы в его волосы – впервые прижав его к себе так крепко, как ей всегда хотелось.
21 сентября 2012, пятница
Тускалуза, Алабама
Рано утром на следующий день я засела в номере «Багровой террасы» с айпадом Джея. Рисунок я положила на подушку рядом с собой, действовать приходилось быстро: батарея садилась, а зарядника у меня не было.
Итак, Линди Вейд. В сети тотчас выскочила реклама социальных сетей, мне предлагали «найти одноклассника», но все ссылки вели к людям слишком молодым. Вдруг в глаза бросилась ссылка внизу страницы – на публикацию в «Бирмингем ньюс», датированную 1985 годом. Речь шла о нераскрытом исчезновении Данте Вейда, одного из пяти чернокожих жителей Бирмингема, которых так и не нашли, они пропали в самые напряженные годы борьбы за гражданские права. Его дом в квартале Фаунтэйн-Хайтс, известном в округе как «динамитный холм», подвергся нападению. Данте пропал той же ночью. У него остались мать, отец и сестра Линди.