Здравый смысл леди Эмилии не допускал возражений, как признавалась ее мать. С другой стороны, если устроить свадьбу скромненько, то самая скромность не будет ли опаснее попытки на шумное великолепие.
– Тут, главное, вы избавитесь от расходов, – сказала Эмилия.
Таким образом было решено свадьбе быть скромной.
Кросби весьма охотно соглашался на это, хотя ему очень не понравились тон и манеры, с которыми графиня объяснила ему свой взгляд на этот предмет.
– Не вижу надобности говорить вам, Адольф, – сказала она, – до какой степени я довольна этим браком. Моя милая дочь сознает, что может быть счастлива с вами, чего же больше могу я желать? Я объявила ей и Эмилии, что я не честолюбива, и потому позволила им действовать, как им нравится.
– И я надеюсь, они в этом не стесняются, – сказал Кросби.
– Надеюсь и я, но несмотря на это не знаю, вполне ли вы поняли меня?
– Вполне понял, леди Де Курси. Если бы Александрина выходила замуж за старшего сына маркиза, вы имели бы более длинную процессию к брачному алтарю, чем та, которая необходима теперь, когда она выходит замуж за меня.
– Вы как-то странно смотрите на это, Адольф.
– Если мы понимаем друг друга, то ничего не может быть странного. Могу вас уверить, что для меня не нужно никакой процессии. Я буду совершенно доволен, если мы пойдем с Александриной рука об руку, как Дарби и Джоана[31], и пусть какой-нибудь клерк на этой церемонии заменит ей отца и передаст мне ее в вечное владение.
Со своей стороны мы желаем сказать, что Кросби оказался бы гораздо счастливее, если бы ему позволено было идти по улице, не имея своей на руке постороннего бремени. Но для подобного послабления не представлялось ни малейшей возможности.
Леди Эмилия и мистер Гейзби давно уже обнаружили, что сердце Кросби отравлено горечью и что сам он начинал сильно раскаиваться, так что Гейзби даже решился заметить жене своей, что его благородная свояченица готовила для себя самую жалкую жизнь.
– Ничего, привыкнет, Бог даст, успокоится и будет счастлива, – отвечала леди Эмилия, припоминая, быть может, свое собственное положение.
– Не знаю, мой друг, только он не принадлежит к числу людей спокойных. Его взгляд, его наружный вид, все его манеры говорят мне, что для женщины он будет очень тяжел.
– Но теперь дело зашло так далеко, что никакая перемена невозможна, – отвечала леди Эмилия.
– И то правда.
– Притом же я знаю сестру свою очень хорошо, она не захочет и слышать об этом. Во всяком случае, я уверена, они сойдутся, попривыкнут друг к другу.
Мистер Гейзби, основываясь на своем опыте, не смел питать такой большой надежды. Собственный домашний быт ему нравился, потому что он был расчетливый человек, и, сделав правильные расчеты, ожидал и получал от них выгоды. Не без успеха он проводил таким образом всю свою жизнь. Жена была главенствующим лицом в его доме, она всеми повелевала и всем распоряжалась, и мистер Гейзби знал это очень хорошо, но никакое усилие со стороны его жены, если бы она и пожелала сделать его, не могло принудить Гейзби тратить более двух третей своего дохода. Знала это и его жена и, соображаясь со средствами, щеголяла, как говорится, своими парусами. В этом отношении она вполне согласовалась с мужем. Но от подобного благоразумия, щегольства и подобного согласия легче было ли Кросби и леди Александрине?