– Да, – говорила жена Кросби своей сестре Эмилии, – все это прекрасно, я не обращаю внимания даже на то, что наш дом очень сырой, но мне так надоедает это одиночество.
– Иначе и не может быть с женщинами, которые вышли замуж за служащих.
– О, я не жалуюсь, разумеется, я хорошо понимала, на что решилась. Я думаю, что скука пройдет, когда все съедутся в Лондон.
– Не думаю, что многое изменится в этом отношении в сезон после Рождества, – сказала Эмилия. – Конечно, Лондон веселее в мае. Ты увидишь, что в будущем году тебе не будет так скучно, а может, к тому времени у тебя будет ребенок.
– Пустяки! – воскликнула Александрина. – Я не хочу заводить ребенка, да я и не думаю, что он у меня будет.
– А мне кажется, не мешает постоянно думать об этом.
Леди Александрина, хоть и не имела бурного темперамента, не могла, однако же, не признаться самой себе, что сделала ошибку. Она решилась выйти за Кросби, потому что Кросби вращался в свете, а теперь ее уверяли, что в лондонский сезон она не почувствует никакой разницы, а лондонский сезон, который если и не доставлял удовольствия, то всегда приносил с собой оживленных гостей. Она соблазнилась замужеством потому, что ей казалось, что, будучи замужней женщиной, она может наслаждаться обществом с большей непринужденностью, чем девушка, находящаяся под надзором матери или гувернантки, и что она будет более свободна в своих действиях, а теперь ей говорят, что надо ожидать ребенка, который займет ее время и доставит удовольствие. В замке Курси, конечно, бывало и скучно, но все-таки было бы лучше этого.
Когда Кросби вернулся домой, после этого маленького разговора насчет ребенка, жена сообщила ему, что в будущее воскресенье они обедают у Гейзби. Услышав это, Кросби с досадой помотал головой. Он понимал, однако же, что не имеет права сетовать, потому что его только раз брали в Сент-Джонс-Вуд с тех пор, как он вернулся домой после свадебной поездки. Тут была, впрочем, одна статья, на которую он считал себя вправе поворчать.
– И с какой стати в воскресенье?
– Потому что Эмилия пригласила меня именно в воскресенье. А если просят в воскресенье, то нельзя же сказать, что мы будем в понедельник.
– Это воскресенье для меня ужасно! А в котором часу?
– Она говорила, в половине шестого.
– Боже милостивый! Что же мы будем делать целый вечер?
– С вашей стороны, Адольф, очень нелюбезно отзываться так о моих родных.
– Полноте, милая, это шутка, будто вы не говорили то же самое раз двадцать! Вы чаще, чем я, и с большею горечью выражали свое неудовольствие, когда вам приходилось отправляться туда. Вы знаете, что я люблю вашу сестру, и Гейзби в своем роде славный малый, но только после трех-четырех часов в его обществе всегда начинаешь чувствовать себя усталым.