– Она всегда любила его как друга.
– Лучшего друга она никогда не получит.
Мистрис Дейл задумалась. Каждое слово сквайра заключало в себе истину. Это было бы желаемым и верным средством к заживлению ран, это была судьба для Лили, лучше которой нельзя и желать, лишь бы только исполнение ее было возможно. Мистрис Дейл была твердо убеждена, что если бы ее дочь согласилась принять предложение Имса, то через год-два заживление ран было бы несомненное. Тогда Кросби был бы забыт или вспоминаем без всякого сожаления, и Лили сделалась бы госпожой счастливого дома. Но есть положения, которых невозможно достичь, даже если на пути к достижению не встречается никакого физического или материального препятствия. К их числу принадлежит взгляд, который душа бросает на предмет, служащий источником ее скорби. Если бы сердце состояло из вещества, которое можно было бы ковать, и если бы чувства можно было подчинять какому-нибудь контролю, то кто бы позволил себе терзаться превратностями судьбы, которым подвергается иногда чувство любви? Смерть не вызывала бы глубокой печали, неблагодарность потеряла бы свое язвительное жало, а обманутая любовь нанесла бы вреда не сильнее того, который получается при обыденных житейских невзгодах. В том-то и дело, что сердце наше сделано не из ковкого металла и наши чувства не допускают никакого контроля.
– Для нее это невозможно, – сказала мистрис Дейл. – Я боюсь, что невозможно. Слишком еще рано.
– Шесть месяцев, – возразил сквайр.
– Для этого нужны не месяцы, а годы, – сказала мистрис Дейл.
– Тогда она утратит свою молодость.
– Да, все это он сотворил своей изменой. Но что сделано, того не переделаешь. Она и теперь еще любит его так же нежно, как и прежде.
Сквайр пробормотал вполголоса несколько крепких словечек, несколько невольных восклицаний против Кросби – невольных и вместе с тем весьма неприличных. Мистрис Дейл слышала эти восклицания и нисколько не оскорбилась ни их неприличием, ни жаром.
– Но вы можете понять, – сказала она, – что она не в состоянии вынудить себя ехать туда.
Сквайр ударил кулаком по столу и повторил свои восклицания. Если бы он знал, до какой степени неприятною становилась леди Александрина, он, быть может, не был бы так сильно взволнован. Если бы он мог заметить и понять ту точку зрения, с которой Кросби смотрел теперь на свой союз с фамилией Де Курси, мне кажется, он извлек бы из этого некоторое утешение. Люди, которые оскорбляют нас, редко остаются ненаказанными за свои оскорбления, но мы так часто считаем себя неудовлетворенными, не зная, что мщение уже совершилось!