В тот день собрание за обедом в гествикском господском доме было не очень блестящее. Граф прилагал все усилия, чтобы гости были довольны и веселы, но веселье что-то не прививалось к его дому, который, как мы уже видели, был резиденцией, далеко не похожей на резиденцию другого графа в замке Курси. Леди Де Курси, во всяком случае, умела принимать и угощать гостей, хотя подобное действие всякий раз заставляло поднимать трудные вопросы ее домашнего быта. Леди Джулия не понимала этого, но зато от леди Джулии никогда не требовали отчета об издержках на наем лишней прислуги, ее не спрашивали по два раза в неделю, кто, черт побери, заплатит по счету виноторговца? Что касается лорда Де Геста и леди Джулии, то они были очень довольны и рады гостям, но относительно гостей, я должен допустить, что им было скучно. От собравшихся гостей за обедом графа нельзя было ожидать особенного воодушевления. Сквайр был человек, который редко посещал собрания и вовсе не умел быть душой компании за столом, полным разных людей. При нынешнем случае он сидел подле леди Джулии и время от времени обращался к ней с немногими словами о состоянии сельского хозяйства. Мистрис Имс страшно боялась всех вообще и графа в особенности, подле которого сидела, и беспрестанно величала его «милордом», показывая своим тоном, что ее повергают в трепет даже звуки собственного голоса. Мистер и мистрис Бойс тоже были за столом. Сам Бойс сидел по другую сторону леди Джулии, а жена его – по другую сторону графа. Мистрис Бойс всеми силами старалась показать свою непринужденность и говорила, быть может, больше других, но этим самым страшно надоела графу, так что на другой день он сказал Джонни Имсу, что эта гостья хуже быка. Священник кушал с аппетитом, но прежде и после затрапезной молитвы говорил очень мало. Он был грузным, рассудительным, медлительным человеком, который был занят собой и своими соображениями.
– Чудесное было тушеное мясо, – сказал он по возвращении домой. – Почему у нас не могут приготовить точно так же?
– Потому что мы не платим нашей поварихе шестидесяти фунтов в год, – отвечала мистрис Бойс.
– Женщина, которой платят шестнадцать фунтов, точно так же сумеет приготовить блюдо, как и женщина, которой платят шестьдесят, стоит только поучиться, – сказал муж.
Сам граф обладал некоторого рода веселостью. Он был прост и откровенен, что делало его приятным собеседником с глазу на глаз, но не в обществе. Джон Имс видел в нем самого веселого старика нынешнего времени, старика с наивностью ребенка, с постоянной склонностью к шуткам. Но эта склонность, которая обнаруживалась перед Джонни Имсом, была совершенно неуместна в присутствии матери Имса и его сестры, в присутствии оллингтонских обитателей – сквайра, его племянницы, священника и его жены. Граф вел себя скорее скованно и совсем не блистал остроумием за своим столом. Доктор Крофтс, тоже состоявший в числе приглашенных, занимал место, принадлежавшее ему теперь по праву, подле Белл Дейл и без всякого сомнения, был очень счастлив, как и эта молодая леди, но их счастье очень мало способствовало веселью остальной компании. Джон Имс сидел между сестрой и священником и был очень недоволен своим местом. Имея напротив себя счастливую чету, он завидовал блаженству доктора и из-за отсутствия Лили воображал себя несчастным.