– Не знаю. Я не желал бы иметь его.
– И вот еще что, теперь я понимаю ее чувства, я всегда думала, что вы рано приступаете к делу. Придет время, когда она гораздо лучше размыслит о ваших желаниях.
– Нет, нет, никогда. Теперь я начинаю узнавать ее.
– Если вы будете постоянны в своей любви, вы получите ее. Подумайте, как молода еще она и как молоды вы оба. Пройдет год, много два, вы одержите победу над ней, и тогда скажете мне, что я была добрая старуха для вас обоих.
– Нет, леди Джулия, не видать ее мне больше!
При этих словах по щекам Джонни Имса покатились слезы, он горько заплакал в присутствии доброй старухи. Она так кстати явилась к нему на помощь в минуты его глубокой печали. Леди Джулия невольным образом сделалась свидетельницей его слез, и потому он мог передать ей всю повесть своей скорби, в это время леди Джулия спокойно привела его к дому.
Глава LV. Предположения не оправдались
Читатели, может быть, припомнят, что молва предсказывала страшные вещи, которым предстояло случиться между фамилиями Хартльтон и Омниум. Леди Дамбелло улыбалась каждый раз, когда с ней заговаривал мистер Плантагенет Паллисер. Мистер Паллисер признавался самому себе, что ему недостаточно одной политики и что для полноты его счастья необходима любовь. Лорд Дамбелло сильно хмурился, когда глаза его останавливались на высокой фигуре наследника герцога, и сам герцог – этот властелин, обыкновенно столь могущественный в своем молчании, – сам герцог заговорил. Леди Де Курси и леди Клэндидлем были твердо убеждены, что дело окончательно устроено. Поэтому я буду совершенно прав, если скажу, что в обществе открыто говорили о любви, совсем не позволительной, между мистером Паллисером и леди Дамбелло.
Общественные толки и молва пробрались и в тот респектабельный сельский приход, в котором родилась леди Дамбелло и из которого была взята в великолепные палаты, украшаемые в нынешнее время ее присутствием. Молва достигла Пламстедского епископства, где все еще жил архидиакон Грантли, отец леди Дамбелло, достигли Барчестерского прихода, где жили ее тетка и дед. Незачем говорить, чьи злые языки распространили такую молву в этих богобоязненных местах, но нельзя не намекнуть, что замок Курси находился недалеко от Барчестера и что леди Де Курси не привыкла прятать зажжённую свечу под сосудом.
Это была ужасная весть. И для какой матери подобная весть, относившаяся прямо к ее дочери, не должна быть ужасна? Она не могла звучать в ушах всякой другой матери страшнее, чем в ушах мистрис Грантли. Леди Дамбелло, дочь, могла предаться свету вполне, но мистрис Грантли была предана ему только наполовину. Другая половина ее характера, ее привычек и ее желаний была посвящена предметам без сомнения прекрасным, – религии, человеколюбию и искреннему прямодушию. Правда, надо сказать, что обстоятельства ее жизни принуждали ее служить Богу и мамоне