Леди Джулия обошлась с ним очень хорошо, не важничала перед ним, а напротив – старалась быть очень любезной. Брат рассказал ей всю историю, и она не менее его стремилась найти Лили другого мужа вместо этого чудовища Кросби.
– Ей еще очень повезло избавиться от него, – говорила леди Джулия своему брату. – Очень повезло.
Граф соглашался с этим, говоря, что, по его мнению, его любимец Джонни будет для нее отличным мужем. Леди Джулия сомневалась только насчет согласия Лили.
– Во всяком случае, Теодор, он пока ничего не должен говорить ей.
– Разумеется, – отвечал граф, – не должен говорить, по крайней мере, с месяц.
– А по-моему, чтобы вернее был успех, то месяцев шесть.
– Сохрани Боже! За это время ее подцепит кто-нибудь другой, – сказал граф.
В ответ на это леди Джулия только покачала головой.
Из церкви в день Рождества Джонни отправился к матери, там его приняли с большим почетом. Мистрис Имс дала ему множество наставлений относительно его поведения за столом графа, касаясь даже малейших подробностей насчет сапог и белья. Но Джонни начинал убеждаться в гествикском доме, что люди не так сильно различаются в своих привычках и образе жизни, как некоторые полагают. Правда, манеры леди Джулии были далеко не те же, что манеры мистрис Ропер, но она точно так же готовила и разливала чай, как его готовили и разливали в Буртон-Кресценте, и Джонни на другое же утро увидел, что может есть яйца всмятку без малейшего дрожания в руках, несмотря на то что на рюмке, куда вставлялось яйцо, красовалась графская коронка. Накануне Рождества, в церкви, сидя на графской скамье, он чувствовал себя не на своем месте. Казалось, что на него устремлены глаза всех прихожан, но в день Рождества он уже не испытывал этого неудобства, ему так спокойно было на мягкой подушке, что он во время проповеди чуть не заснул. А когда Джонни по выходе из церкви вместе с графом приблизился к тем воротам, через которые граф не так давно перелезал, напрягая последние силы, и когда осмотрел живую изгородь, сквозь которую проскочил сам, спасаясь от быка, то чувствовал себя совершенно как дома. Джонни шутил и подтрунивал над акробатикой своего величавого спутника. Надо заметить, что молодые люди могут держать себя свободно и позволять себе шутки двояким образом – приятным и обидным. Если бы в натуре Джонни была склонность к последнему, то граф сейчас же повернулся бы к нему спиной и положил бы конец неравной игре. В Джонни этого не было, и потому он нравился графу.
Наконец наступил вторник, а потом и час обеда, или, вернее, час, в который сквайр должен был явиться в гествикский дом. Имс, по условию со своим патроном, мог спуститься в гостиную не раньше, как по окончании свидания. Леди Джулии как участнице заговора предстояло принять сквайра, после чего лакей должен был пригласить его в кабинет графа. Надо было видеть и любоваться этими заговорщиками, когда между ними происходило совещание. Столько тут было и серьезного, и смешного.