– Да, легко это сказать, но каково исполнить?
– Стоит только прибегнуть к своему мужеству. Ты не устрашился бешеного быка, не устрашился того негодяя, которого поколотил на станции железной дороги. Ты имеешь достаточный запас мужества этого рода. Теперь ты должен доказать, что ты имеешь и другой род мужества. Ты знаешь сказку о мальчике, который не расплакался, когда волк укусил его под рубашонкой. У большей части из нас есть свой волк, который кусает за что ни попало, но кусает через платье, так что свет не видит следов укушения, и нам следует держать себя так, чтобы свет и не подозревал даже, что мы укушены. Мужчина, который выдает себя за несчастного, бывает не только жалок, но и становится противен.
– В том-то и дело, граф, что волк укусил меня не сквозь платье, это всякому известно.
– В таком случае пусть те, которым известно это, узнают также, что ты можешь переносить подобные раны без жалобы. Откровенно скажу тебе, что я не могу сочувствовать плаксе-влюбленному.
– Я знаю, что показался уже смешным перед всеми. Сожалею, что приехал сюда, лучше бы мне никогда не встречаться с вами.
– Напрасно это говоришь, любезный мой друг, лучше прими мой совет и помни, что я говорю тебе. Я вполне сочувствую твоему горю, но не сочувствую внешнему его выражению: ни унылым взглядам, ни печальному голосу, ни жалкому виду. Мужчина должен выпивать свой стакан вина, показывая, что находит в нем удовольствие. Если он не в состоянии выпить его, то он вовсе не мужчина. Одевайся же, мой друг, и приходи к обеду, как будто с тобой ничего не случилось.
Лишь только граф удалился, Джонни Имс посмотрел на часы и увидел, что до обеда оставалось минут сорок. Пятнадцати минут было совершенно довольно для того, чтобы одеться, и потому для него оставалось еще достаточно времени посидеть в кресле и обо всем передумать. В первые минуты он очень сердился, когда его друг сказал ему, что не может сочувствовать плаксе-влюбленному. В этих словах заключалось много злобы. Так он чувствовал, когда услышал его, и так продолжал думать в течение получаса, проведенного в кресле. Но, по всей вероятности, оно сделало для него гораздо больше добра, чем всякое другое слово, когда-либо сказанное графом, или всякое другое слово, которое граф мог бы употребить. «Плакса! Я вовсе не плакса, – сказал Джон самому себе, вскочил со стула и в ту же минуту снова сел. – Я ничего не сказал ему. Я ничего не говорил ему. И зачем он пришел ко мне?» А все же, хоть он в мыслях и порицал лорда Де Геста, но сознавал, что лорд Де Гест прав. Сознавал, что действительно был плаксой, и начинал стыдиться самого себя и в то же время решил, что будет вести себя, как будто с ним не приключилось никакого горя. «Я придержусь его совета и сегодня же напьюсь допьяна». Потом, для большей бодрости, Джонни запел: «Не забочусь о том, что не любит она»…