Один, наверняка, важный контекст усматривается в жизни организаций, тех бюрократических структур, которые в форме частных корпораций или правительственных организаций определяют рабочие задачи столь многих наших современников. Один резкий контраст с жизнью эстетствующих богачей немедленно приковывает наше внимание. Богатый эстет непрестанно ищет цели, ради которых он мог бы использовать находящиеся в его распоряжении обильные средства. А вот организация в характерных случаях занята конкурентной борьбой за скудные ресурсы для того, чтобы поставить их на службу своим заранее определенным целям. Следовательно, основной заботой администраторов является адресовка и переадресовка доступных для организации ресурсов, как человеческих, так и не-человеческих, столь эффективным образом, насколько это возможно, для достижения этих целей. Каждая бюрократическая организация воплощает явное или неявное определение стоимости и выгод, из которого и выводятся критерии эффективности. Бюрократическая рациональность — это рациональность соответствия средств целям в экономическом и эффективном отношениях.
Эта известная мысль — есть искушение назвать ее общеизвестной — была высказана впервые, конечно же, Максом Вебером. И сразу бросается в глаза, что веберовская мысль включает в себя как раз те дихотомии, которые присутствуют в эмотивизме, и стирает как раз те различия, к которым слеп эмотивизм. Вопрос о целях — это вопрос о ценностях, а по поводу ценностей разум молчит; конфликт между конкурирующими ценностями не может быть разрешен рационально. Вместо этого надо просто выбирать — между партиями, классами, нациями, мотивами, идеалами. Entscheidung[3] играет такую ж роль у Вебера, какую играет выбор принципов у Хейра или Сартра. «Ценности», говорит Раймон Арон в своем изложении взглядов Вебера, «создаются человеческими решениями…», и опять-таки он приписывает Веберу взгляд, что «сознание каждого человека непреложно» и что ценности покоятся на «выборе, чье оправдание чисто субъективно» (Aron 1967, pp. 206—210 and p. 192). Не удивительно, что Вебер своим пониманием ценностей обязан главным образом Ницше и что Д. Макрэй (MacRae) в своей книге о Вебере (1974) называет его экзистенциалистом. Действительно, в то время как Вебер считает, что субъект может быть более или менее рациональным при совершении им действий, совместимых со своими принципами, выбор некоторой оценочной позиции может быть не более рациональным, чем выбор любой другой. Все убеждения и все оценки являются в равной степени нерациональными; все подвержены воздействию чувств и мнений. Вебер, следовательно, является эмотивистом в широком смысле этого термина, как я понимаю, и его видение бюрократической власти является эмотивистским представлением. Следствием эмотивизма Вебера является то, что в его работах противоположность власти и авторитета (хотя по этому поводу говорится много неискреннего) весьма эффективно стирается, будучи специальным случаем исчезновения противоположности между манипулятивными и неманипулятивными социальными отношениями. Вебер, конечно, сам предпочитает различать власть и авторитет уже просто потому, что авторитет служит целям, служит убеждениям. Но как весьма точно подметил Филипп Риф, «веберовские цели,