субстанциальное Я сверх и помимо сложных представлений ролевой игры, ошибкой, свершаемой теми, кто хочет «обезопасить» человеческий мир от социологии. И все же оба кажущиеся противоположными взгляды имеют гораздо больше общего, чем это кажется с первого взгляда. В анекдотическом описании Гоффманом социального мира все еще существует отчетливое призрачное «Я», психологический крючок, которому Гоффман отказывает в субстанциальности, мимолетно порхая от одной четко структурированной ролевой ситуации к другой. И для Сартра самооткрытие Я представляет открытие того, что Я есть «ничто», что оно не субстанция, а множество постоянно открытых возможностей. Таким образом, поверхностные разногласия Сартра и Гоффмана на более глубоком уровне оказываются определенного рода согласием, а они согласны только в том, что оба полностью противопоставляют Я социальному миру. У Гоффмана социальный мир есть все, и, следовательно, Я оказывается вообще ничем и не занимает социального пространства. У Сартра, даже если Я занимает какоелибо социальное пространство, то это происходит случайно, и, следовательно, он также не рассматривает Я актуализированным.
Какие моральные модусы открыты таким образом понимаемому Я? Для того чтобы ответить на этот вопрос, мы сначала должны вспомнить вторую ключевую характеристику эмотивистского Я, а именно отсутствие у него окончательных критериев. Мы уже упоминали, что какие бы критерии, или принципы, или же оценочные предпочтения ни признавались эмотивистским Я, они должны быть сконструированы как выражение установки, предпочтения или выбора, которые уже не управляются критерием, принципом или ценностью, будучи первичными по отношению ко всем критериям, принципам или ценностям. Но из этого следует, что эмотивистское Я в своем переходе от одного состояния моральной приверженности к другому состоянию может не иметь рациональной истории. Внутренние конфликты являются для него необходимо глубоким столкновением одного случайного произвола с другим. Это Я без заданных непрерывностей, за исключением тела, которое является носителем Я, и памяти, аккумулирующей наилучшим образом прошлое Я. А из работ по проблеме личного тождества Локка, Беркли, Батлера и Юма известно, что этого недостаточно ни, вместе, ни по отдельности для спецификации такой тождественности и непрерывности, в которых столь уверено наше реальное Я.
Так понимаемое Я, с одной стороны, резко отличное от своего социального воплощения и, с другой стороны, не имеющее собственной рациональной истории, приобретает абстрактный и призрачный характер. Поэтому следует отметить, что бихевиористское объяснение