Так что поехали мы вдвоём, наняв извозчика. Нам выдавали что-то вроде талонов, которые потом оплачивались казной. Понятное дело, что со страшными задержками и руганью, так что «подписать» извозчика бывало проблематично, но… удостоверение, подкреплённое грозным видом и револьвером, помогало решать эти вопросы.
Другого общественного транспорта в городе просто не существовало.
Извозчику, знавшему округу как свои пять пальцев, не понадобилось долго искать адрес. Вот и нужный дом – серый и мрачный.
Интересно, а я в каком живу? Так и не сподобился у Миши поинтересоваться, потому что наш предварительный план полетел к такой-то матери и мы быстро оказались в гуще событий.
Понятых нашли в том же дворе: пожилого дядечку в тужурке железнодорожника и не менее пожилую женщину, гревшуюся на скамеечке. Они же и сообщили нам, на каком этаже живёт Оглобля, подтвердив, что тот сейчас дома.
– Полчаса назад со службы пришёл, – сказала женщина, а железнодорожник закивал.
– Тогда идёмте, товарищи, – попросил я.
Двери распахнула полная женщина с тонкой ниточкой не выщипанных усиков над верхней губой. Судя по возрасту – либо мать, либо тёща тридцатилетнего Серафима Оглобли.
Вела она себя на удивление спокойно. Взяла в руки ордер, внимательно его прочитала и низким грудным голосом сказала:
– Это явное недоразумение, товарищи! Наш Серафимчик – красный командир. Он определённо не может быть замешан в чём-то плохом.
– Разберёмся, – коротко произнёс я и первым шагнул в квартиру.
Семье краскома принадлежали две комнаты из пяти в коммунальной квартире, где он проживал с тёщей (усатая действительно оказалась тёщей), женой и двумя дочерьми.
Проводить обыск в присутствии детей редко кому доставляет удовольствие, и я попросил гражданку Оглоблю забрать детей и вместе с ними переждать у соседей.
Сам виновник «торжества» выглядел не в пример бледнее боевитой тёщи. Мы оторвали его от ужина: на застеленном красивой скатертью столе стыл борщ, источавший божественные мясные ароматы.
Не знаю, как Михаил, а я невольно сглотнул вязкую слюну – сегодня в моём желудке побывал только стакан кипятка: для молодого цветущего организма Георгия Быстрова – преступно мало.
Разумеется, для аппетита не грех пропустить и стопочку-другую. По запаху из открытого графина на столе я безошибочно определил самогонку. Не самая плохая замена для водки. Правда, в это время с самогоноварением борются, причём довольно жёстко.
Дело не в пропаганде трезвого образа жизни – просто на самогон переводится так нужные стране зерно и сахар.
Сам Оглобля не успел переодеться в домашнее. На нём была новенькая гимнастёрка и не менее новенькие шаровары.