Спотыкаясь на светофорах медленно движемся по центру. Профессиональным взглядом оцениваю дизайн вывесок. Раньше открытие каждого нового магазина было событием, теперь же они размножаются, как псилобицины под крылом заботливого наркомана, а вывески меняются с еще большей скоростью. Вот здесь, на углу, еще недавно была «Парикмахерская», потом «Жалюзи-Центр», а теперь салон сотовой связи «Моби».
Сворачиваем на боковую улицу. Тут я уже плохо ориентируюсь. Водитель заруливает за торговые павильоны и, распугивая дворовых собак, уверенно продвигается внутрь квартала. Подпрыгиваем на каком-то ухабе, и я чувствительно стукаюсь темечком о потолок. Пока потираю ушибленное место, автомобиль описывает несколько зигзагов и останавливается.
— Приехали, — говорит водитель и, заглянув под лобовое стекло, добавляет, — Вон, какие хоромы отгрохали!
Я торопливо рассчитываюсь и выползаю на свежий воздух. Тяну следом клетку с Феликсом и замираю, разинув рот. Я стою пред тем самым домом, к которому я вышел унося ноги с места гибели воришки. Восемь этажей, но — судя по большим нестандартным окнам — квартиры на последнем этаже в двух уровнях. Это в обычных домах крайние этажи традиционно считаются худшими, а за рубежом и в элитных новостройках эту проблему давно решили. Первые этажи отводят под офисы и магазины, а наверху устраивают настоящие дворцы с индивидуальной планировкой и теннисными кортами на крыше.
Перед домом чистенько. Чужие здесь не ходят и не ездят. Подступы к дому охраняют высокий решетчатый забор и полосатый автоматический шлагбаум. Отворяю калитку и по широкой дорожке вымощенной красным камнем — в тон кирпичу, из которого построен дом — прохожу к единственному подъезду.
Домофон тут тоже нестандартный. Читаю простенькую инструкцию, как звонить, и набираю номер татьяниной квартиры. Динамик отзывается не нудным писком, а вполне приятной мелодией.
— Антон? — сменяет музыку женский голос, — Проходи…
Место, куда я попадаю, назвать подъездом язык не поворачивается — скорее, это фойе. Яркое освещение, светлые панели, мраморный пол. Справа от входа окошечко. За стеклом ожившая мумия дедушки-вахтера — этакий ворошиловский стрелок в отставке. Отыскиваю взглядом лифт. Иду к нему, как штыком подпираемый сбоку взглядом конвоира. На полпути оборачиваюсь:
— Подскажите, двадцать вторая квартира на каком этаже?
Дедушка умело выдерживает секундную паузу и, еле сдерживаясь от желания полюбопытствовать, что я там забыл, отвечает:
— На седьмом.
Вместо заплеванной лифтовой кабины, попадаю в зеркальный бокс. Стены чистые, можно даже прислониться без всякого страха. Правда, запах все-равно какой-то подвальный — из шахты тянет сыростью и затхлостью.