…На Красном крыльце во время государева обеда происходил непрерывный прилив и отлив народа. Государь обращал взоры к зрителям и дарил их улыбкою приветливою. Июля 13-го Пётр Степанович Валуев, находясь в числе приглашённых к обеду и привыкнув говорить с государем голосом сердечным, сказал: „Государь, смотря на вас и на народ, взирающий на вас, скажешь: что общий отец великого семейства — народа русского вкушает хлеб-соль среди радостной, родной своей семьи“»[55].
Вот это-то вкушение хлеба-соли преобразилось под пером Толстого в следующую картину:
«Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но ещё довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окно дворца, ожидая ещё чего-то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу, к обеду государя, и камер-лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
— Народ все ещё надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал, доедая бисквит, и вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
— Ангел, батюшка! Ура! Отец!.. — кричали народ и Петя; и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастья.
Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перила балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддёвке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку с бисквитами и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным ещё более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побеждённою, хотя лежала на земле: старушка ловила бисквиты и не попадала руками. Петя коленкой отбил её руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал: „ура“! уже охрипшим голосом.
Государь ушёл, и после этого большая часть народа стала расходиться.
— Вот я говорил, что ещё подождать, — так и вышло — с разных сторон радостно говорили в народе».
Ссылка Льва Николаевича на С. Глинку в письме к Бартеневу заставляет думать, что в то время, когда Толстой писал эту сцену, он был убеждён, что живописует материал, почерпнутый из аутентичного источника, точнее его воображение к тому времени уже так поработало над отрывком из Глинки, что придало всей придуманной им сцене характер исторического документа. Память человеческая способна ещё не на такие подвохи, недаром говорится: врёт, как очевидец. Но, стало быть, прав и Вяземский: представленная Толстым картина искажает характер и образ Александра I до самой настоящей карикатуры — причём, не только на государя, но и на весь патриотический подъём, которым сопровождался приезд императора в Москву.