Императрица молчала. „Вы читаете роман г-на Дюма `Учитель фехтования`“. — „Как вы догадались, Ваше Величество?“ — „Право, не трудно было догадаться, это последний роман, который я запретил“».
В Нижнем Новгороде писатель провёл три дня, а затем отплыл в Казань и далее — в Саратов, Царицын, Астрахань, а откуда — на Кавказ. На Кавказе он посетил Кизляр, Дербент, видел в Баку разлившуюся по морю горящую нефть, в Тифлисе слушал итальянскую оперу, взбирался на вершины гор, осматривал монастыри и храмы, присутствовал на богослужении огнепоклонников, наблюдал похоронную церемонию мингрелов, встречал вместе с шиитами «мухаррам» — первый месяц мусульманского календаря.
Всюду его ожидал горячий приём, а в Дагестане его даже короновали «императором литературы». Война на Кавказе ещё продолжалась, и Дюма старался быть справедливым к обеим сторонам. Побывав в перестрелке с чеченцами, писатель отдал должное и великолепной кавалерийской выучке казачьего конвоя, и храбрости горцев.
Путешествие казалось ему нескончаемой восточной сказкой: «Я здесь путешествую, как принц. Русское гостеприимство такое же потрясающее, как и уральские золотые прииски». Писатель восхищался русским гостеприимством, но предупреждал: «Никогда не заглядывайтесь на вещь, принадлежащую русскому человеку: сколько бы она ни стоила, он вам её непременно подарит!»
Увлечение экзотикой сменялось в нём искренними попытками понять — не умом, так сердцем — эту необъятную загадочную страну. Это было нелегко, ведь «в России ничего не делается так, как в других странах».
И однако же, на страницах его путевых очерков встречаются меткие наблюдения, не потерявшие и ныне своей актуальности.
Вот, например, весьма злободневное замечание: «Я останавливаюсь на мосту и смотрю на крепость. Прежде всего в глаза бросается то, что колокольня Петропавловского собора одета в леса: её реставрируют. Вот уже год, как поставили леса, и они будут стоять ещё год, два, а возможно, и три. В России это называется „подновление траченого“, но можно перевести и как „присвоение растраченного“. В России невозможно, как говорят у нас в народе, поужаться в тратах; здесь всякая трата неизбежно переходит в растрату, и, однажды начав, здесь никак не могут остановиться».
Или вот ещё, как будто взятое из вчерашней газеты: «В России, как и везде, но больше, чем где бы то ни было, благотворительные заведения имеют целью прежде всего содержать известное число чиновников. Те, для кого они были основаны, — это уж во вторую очередь, если очередь вообще до них доходит».