Чародейка раскрыла свой разум, давая понять, что люди – существа, с которыми можно договориться. Серафим в ответ передала образ людей, стрелявших в её детей. Вопрос.
«Это договороспособность?»
Лана не стала скрывать свое возмущение. Мыслеречь – это не дипломатические переговоры, где нужно всегда поддерживать вежливую мину. Напротив, эмоции – это универсальный язык. Единственный язык, понятный любому существу во Вселенной. И сейчас эмоцией, которую испытывала девушка, было возмущение лицемерным обвинением.
«Вы напали первыми!»
Возражение. Ответную реакцию королевы ум чародейки визуализировал как склоненную набок в задумчивости голову, - хотя разумеется, в действительности та этого не делала.
Задумчивость. Сожаление. И согласие.
«Это была необходимость»
Сожаление королевы не относилось к тому, что она делала. Более того, Лана ощутила, что появись возможность переиграть произошедшее, серафимы напали бы снова.
Сожаление относилось лишь к сложившимся обстоятельствам.
«В чем именно заключалась необходимость?» - вопрос.
Земля жжется. Именно так королева визуализировала Порчу. Земля жжется. Сила, что породила саму ее расу, убивала ее детей. И вдруг – осознание. Ясность. Знание, что есть земля, что не жжется. Земля, где можно жить долго и счастливо.
Земля обетованная.
«Земля, занятая вами»
«Вы нападаете на нас лишь потому что мы живем на своей земле?» - спросила в ответ Лана.
Задумчивость. Сожаление.
И твердый ответ.
«Или мы, или вы»
Или мы, или вы. Святая истина, которой веками следуют люди. Умри или будь убитым. Поработи или будь порабощенным.
Истина, которую, несмотря ни на что, Лана не желала принимать.
«Так не должно быть!»
Ярая, отчаянная уверенность. Вера в справедливый мир, всегда отличавшая юную чародейку. Та вера, то не позволила ей сломаться, столкнувшись с войной, предательством и рабством. Та вера, что не позволяла ей сдаться, даже когда казалось, что все потеряно и надежды нет.
И снова ответ королевы визуализировался как склоненная набок голова. Вопрос.
«Что ты предлагаешь?»
О, Лане было что предложить. Пребывание в рабстве помогло ей кое-что узнать. Пусть недостаточно. Но все-таки, увиденное было символом надежды. Символом, что проблему можно решить.
Она передала образ того, что видела в записях Кили. Ильмадику интересовало лишь то, что можно использовать в войне, поэтому она приказала ему сосредоточиться на других проектах. Но глубоко в душе ученый тянулся к созиданию. Он желал не разрушать, он желал сделать мир лучше. Потому его научная мысль, бывшая лишь формой для его творческой силы, составлявшей основу любого волшебного дара, направлялась отнюдь не на поиск новых способов убивать своих врагов.