Вошёл один из лучших воспитанников академии Глухарёв.
– Ваше высокопреподобие, простите великодушно за беспокойство!..
– Ну, что у тебя?
Глухарёв протянул к нему руку и раскрыл ладонь. Филарет увидел золотые часы.
– Что это за часы?
– Один молодой человек, крайне нуждаясь в деньгах, поручил мне их продать. Я ходил по лавкам и ростовщикам, но везде дают так мало… Не купите ли ради доброго дела?
– Сколько ж нужно ему?
– Нужно-то ему, может быть, и вдвое против того, во что он их ценит.
– Во сколько же?
– Он уступает их за двести рублей.
Филарет прямо посмотрел на Глухарёва. Этого малого он хорошо знал и верил ему. А деньги появились большие, жалованье ректора да за настоятельство…
– Хорошо, что на этот час могу уделить деньжонок, только не по вашей оценке.
– Как знаете… – выдохнул студент.
– Они дороже стоят. Вот, возьмите.
Глухарёв почтительно поблагодарил и помчался к другу Юрию Бартеневу. Только у него, развернув свёрнутые ассигнации, они обнаружили, что ректор дал пятьсот рублей. Бартенев вспыхнул.
– Да они стоят не более трёхсот! Надо вернуть лишек!
– Дурак! – с чувством сказал Глухарёв, – Оставь своё самолюбие. Из скверных обстоятельств ты теперь выпутался – так поминай в молитвах о здравии архимандрита Филарета!
В те годы, когда Василий Дроздов постигал науки в коломенской семинарии, учился и учительствовал у Троицы, в монашеском сане трудился в столице, в разных концах империи подрастали два человека, предназначенные Провидением для участия в его жизни, участия значительного, но не всегда доброго.
В 1792 году в Новгородской губернии в семье сельского дьячка Семёна Спасского появился на свет сын Пётр. Обстоятельства сложились так, что родился он в день смерти своего деда, одержимого падучей болезнью. Слабая и болезненная мать, в страхе перед суровым до свирепости мужем и стыдясь своих страданий перед скорбным событием, забилась в хлев, где, подавляя крики и стоны, родила сына. Радости младенец никому, кроме неё, не доставил. Спустя четыре года она умерла. Хилый, слабый, крайне возбудимый мальчик тяготил родителя, но оказался весьма смышлён. Сам выучился читать по Псалтири и хорошо пел на клиросе. Отец отправил его к родственникам в Петербург для определения в певчие. Дома жить было тяжело, но в городе оказалось много хуже. Регент бил его, вороватые и развратные певчие были вполне равнодушны. Он часто плакал от безнадёжной тоски и одиночества, умоляя отца в письмах отдать его учиться или в монахи.
Ни на то, ни на другое у дьячка денег не было, но помогла добрая помещица Чоглокова. Петра и его младшего брата Евфимия отдали в Новгородскую духовную семинарию. Правда, и тут возникли было осложнения из-за неполноты познаний Спасского, но опытный дьячок Семён преподнёс отцу ректору двух замороженных рыбин удивительной величины, и дело было решено окончательно.