Иногда, видя, каким усталым возвращается Юнус с работы или из школы, Баджи думала: «Нелегко ему себе на жизнь зарабатывать, да еще меня, дармоедку, кормить».
Однажды, когда Юнус вернулся поздней обычного, Баджи сказала:
— Надо бы и мне где-нибудь работать. Мешки, что ли, начать латать в мешочной артели при клубе?
Юнус насторожился.
— Наука уже надоела? — спросил он строго. — Задумала сменить учение на заработки?
— Нет, не сменяю! С утра буду работать в артели, а вечером сяду за книгу.
— Не много ли на себя берешь?
— А ты-то ведь работаешь и ходишь в свою профшколу?
Юнус готов был ответить:
«Себя со мной не равняй: я — мужчина!»
Но сказал он другое:
— Не я один теперь так поступаю. В профшколе нашей увидишь кого угодно — масленщики, слесаря, подручные. Интересно у нас! Эх, Баджи, сегодня снова приходил к нам на урок Киров, Сергей Миронович, проверял занятия, расспрашивал, как идет учеба, — остался доволен, похвалил.
— Ну вот, видишь! А насчет меня сомневаешься.
Брат читает в глазах сестры беспокойное ожидание и снисходительно произносит:
— Что ж, сестра, попробуй!..
В помещении мешочной артели тесно, стоит непрерывный гомон. От ветхих, грязных мешков — пыль и духота.
Баджи работает быстро, почти всегда первой выполняет норму. Заведующая дает ей дополнительную нагрузку — распределять мешки. Баджи справляется и с этим. И теперь, нередко отлучаясь по делам, заведующая оставляет Баджи за старшую.
— Вот еще старшина, «седая борода» на нашу голову выискался! — слышит Баджи ворчливый голос.
Это говорит Софиат, худощавая, болезненного вида женщина. Недавно ее вместе с тремя малыми детьми выгнал из дому муж. Почему? Просто не захотел кормить ее и троих детей. Сказал: даю развод, и куда-то скрылся. Вот и все. Пришлось ей, чтоб прокормить ребят, пойти работать в мешочную артель. Софиат раздражительна, мнительна. Сейчас она вообразила, что Баджи нарочно дала ей совсем изодранные мешки.
— Если я тебе не нравлюсь, слушайся козла, у него борода длинная, да ум короткий, как у тебя! — отшучивается Баджи.
Все смеются.
— Не буду я эту труху латать! — раздается в ответ все тот же ворчливый голос Софиат, и вслед за тем в лицо Баджи летит грязный мешок, окутывая ее густым, удушающим облаком пыли.
Вмиг Баджи оказывается подле Софиат. Глаза Баджи горят, кулаки сжаты. Она стоит перед слабой, измученной женщиной — молодая, сильная, пышущая здоровьем. Софиат ни жива ни мертва; прикрыв голову и лицо, она стоит в ожидании расправы. Окружающие понимают: Софиат несдобровать!
Баджи широко замахивается и вдруг неожиданно отводит занесенную над Софиат руку себе за спину.