В этой комнате Баджи не впервые, но всякий раз она испытывает восхищение: какое великое множество чудесных красивых вещей! Стыдно вспомнить, что когда-то они побудили ее назвать Виктора Ивановича бывшим буржуем!
Хозяин входит с кофейником в руке, расстилает на столе свежую накрахмаленную салфетку, достает из горки две фарфоровые чашки. Затем нарезает тонкими ломтиками хлеб, сыр, колбасу, наливает в чашки дымящийся кофе.
— Ты что-то невеселая сегодня? — спрашивает он гостью.
На лице Баджи появляется удивленная улыбка:
— Невеселая?
Быть может, кто-либо другой поверил бы этой улыбке — не зря ведь прошла Баджи первый курс актерского мастерства, — но Виктора Ивановича не обмануть: именно потому и пригласил он Баджи к себе, заметив, что у нее возникли какие-то трудности в учебе. Он только не хочет первым заговорить об этом, не торопится огорчить свою ученицу.
Мало-помалу, однако, правда выплывает наружу.
— В этих случаях нужно поступать так… — говорит Виктор Иванович и приводит примеры из сценической жизни прославленных русских актрис — Ермоловой, Савиной, Комиссаржевской.
Баджи вздыхает:
— Им было легко — не то что нам, азербайджанкам или узбечкам, — они были хорошо грамотны, никто в них не кидал камнями, никто не подстерегал их с ножом в руке. Им было легко — счастливицам!
— Напрасно так думаешь, — возражает Виктор Иванович и рассказывает Баджи о суровой жизни, о жестоких испытаниях и разочарованиях, выпадавших порой даже на долю великих актрис прошлого. — Недавно вышла книга воспоминаний Марии Гавриловны Савиной — возьми в нашей библиотеке, прочти…
И вот эта книга в руках Баджи и жизнь русской актрисы прошлых дней проходит перед ее глазами на страницах книги. О, какая это была нелегкая жизнь!
— Я бы, наверно, не выдержала — ушла бы со сцены! — говорит Баджи, делясь с Виктором Ивановичем своими впечатлениями о книге.
— Ну, значит, и не стала бы тем, кем стала Мария Гавриловна! — слышит она суровый ответ.
По совету Виктора Ивановича Баджи смотрит в русском театре «Без вины виноватые» Островского.
Печаль закрадывается в сердце Баджи, когда по ходу пьесы Кручинина произносит: «Лавры-то потом, а сначала горе и слезы!»
— У актрис, видно, всегда сначала горе и слезы? — сокрушенно говорит она Виктору Ивановичу, едва заходит у них разговор о виденной ею пьесе, и морщинки тревоги прорезают ее лоб.
— Нет! — горячо восклицает Виктор Иванович. — Нет! Горе и слезы нашим актрисам, и особенно молодым, сейчас не к лицу: слишком много у них дел, радостей в учебе и в труде!..
В этом можно убедиться, наблюдая, скажем, за Халимой.