День стоял жаркий, однако на лежащем человеке было пальто. Грязное, из бледно-зеленой грубой ткани, залатанное и заштопанное. Сидящий запустил руку в наружный карман пальто и извлек оттуда бутылку с этикеткой, с янтарной жидкостью внутри. Он открутил крышку, принюхался к содержимому, поднес бутылку к губам и отхлебнул.
— Пойдем, — шепнул Джейк мне на ухо.
Сидящий задрал голову, чтобы поосновательнее приложиться к бутылке, и, видимо, услышал Джейка. Он наклонил голову немного набок, увидел, что мы наблюдаем за ним, и опустил бутылку.
— Он мертвый, — сказал он и кивнул на лежащего. — Мертвее некуда. Спускайтесь и посмотрите сами, ребята.
Это был не приказ, а приглашение, и я охотно его принял.
Теперь я с волнением вспоминаю тот момент. Я уже вырастил собственных детей, и когда представляю, что мой ребенок или внук вот так же спускается к незнакомому человеку, то цепенею от страха. Тогда я не считал себя легкомысленным, просто во мне взыграло любопытство, которое требовалось утолить. Не каждый же день увидишь мертвеца.
Джейк схватил меня и попытался оттащить в сторону, но я стряхнул его.
— На-на-на-надо идти, — сказал он.
— Вот сам и иди.
Я направился вниз по склону железнодорожной насыпи, к реке.
— Ф-ф-ф-Фрэнк, — сердито пробормотал Джейк.
— Иди домой, — сказал я.
Но мой брат меня не покинул. Я стал неуклюже спускаться по насыпи, Джейк ковылял следом.
Человек с бутылкой оказался индейцем. Это не было чем-то странным — в долине реки Миннесота жило много индейцев. Дакотские племена населяли этот край задолго до того, как сюда пришли белые и всеми правдами и неправдами вытеснили индейцев с их исконных земель. Дальше к западу правительство устроило резервации, но индейские семьи по-прежнему можно было встретить на всем протяжении реки.
Он поманил нас поближе и велел сесть по другую сторону от тела.
— Видали когда-нибудь мертвеца? — спросил он.
— Без счета, — ответил я.
— Да?
Пожалуй, он мне не поверил.
— Мой отец священник, — сказал я. — Он постоянно хоронит людей.
— Которые лежат в красивых ящиках с размалеванными лицами, — кивнул индеец.
— Он как будто спит, — сказал я.
— Хорошая смерть.
— Хорошая?
— Я был на войне, — сказал индеец. — На Первой мировой. На войне, каких прежде не бывало. — Он посмотрел на бутылку и отхлебнул. — Я навидался таких смертей, что и врагу не пожелаешь.
— А он как умер? — спросил я.
Индеец пожал плечами.
— Просто умер. Сидел тут, разговаривал. А потом лёг. Откинулся. Может быть, сердечный приступ. Или удар. Кто знает? Умер — и умер, вот и весь сказ.
Он отхлебнул еще.