— Ого-го! — вскричал Дойл и ткнул указательным пальцем в кусок лягушачьего кишечника у себя на щеке. — Знатно рванула!
— Все хорошо, Фрэнк? — Гас положил руку мне на плечо и попытался заглянуть в лицо, но я отвернулся.
— Лучше я пойду, — сказал я.
— Ладно тебе, — сказал Дойл. — Боже мой, это всего лишь лягушка.
— Я все равно пойду домой, — сказал я, не оборачиваясь.
— Мы тебя подвезем, — предложил Гас.
— Нет, я дойду пешком, — ответил я.
Я направился к тропинке, которая проходила сквозь тополя и вела через железную дорогу в парк.
— Фрэнк, — окликнул меня Гас.
— Пусть идет деточка, — сказал Дойл. — И дай мне еще пива.
Я ступал по сухой траве Сибли-парка. Моя рубашка была заляпана лягушачьими кишками и кровью, они были у меня в волосах и капали с подбородка. Я утер лицо, взглянул на испорченную одежду и разозлился на самого себя, на Дойла и на Гаса, хотя он этого не заслуживал. От сегодняшнего дня я ожидал совсем другого, но эта бессмысленная жестокость все испортила. Почему Гас не остановил Дойла? А я? Я плакал и ненавидел себя за эту слабость. Выйдя на дорогу, я понял, что придется идти мимо дома Эмиля Брандта, а потом по городским улицам, а я не хотел, чтобы кто-нибудь встретил меня в таком виде, поэтому вернулся к железнодорожным путям и направился вдоль них к Равнинам.
К дому я приближался с опаской. Если бы родители увидели меня в засохших и потемневших останках мертвой лягушки, как бы я объяснил это происшествие? Я проскользнул через заднюю дверь на кухню и прислушался. Было прохладно и, как мне показалось, тихо. Но вдруг я услышал приглушенные рыдания и заглянул в гостиную. На стульчике за нашим старым пианино сидела Ариэль. Ее руки лежали на клавиатуре, голова склонилась на руки, тело вздрагивало, а дыхание перехватывало от всхлипов.
— Ариэль? — позвал я.
Она резко выпрямилась, расправила плечи и повернулась ко мне. В то мгновение она была похожа на перепуганное животное, и мне вспомнилась лягушка, в горло которой запихнули петарду. Ариэль увидела мою перепачканную рубашку, засохшие внутренности в волосах и на щеках, и ее глаза расширились от ужаса.
— Фрэнки! — воскликнула она, вскакивая со стула. — Фрэнки, что с тобой?!
Сестра мигом позабыла о своей печали и целиком переключилась на меня. А я, в своей себялюбивой невинности, ей не препятствовал.
Я рассказал ей о случившемся. Она выслушала меня, сочувственно покачала головой, а потом сказала:
— Надо снять с тебя эту одежду и выстирать, пока мама не вернулась. А тебе следует принять ванну.
И Ариэль, этот благодетельный ангел, принялась за мое спасение.