— Мы не говорили о свадьбе, Фрэнки.
— Ты не хочешь на ней жениться?
— Сейчас у нас обоих другие планы.
— Университет?
— Да, университет.
— Ариэль не хочет в Джуллиард.
— Знаю. Она мне говорила.
— А почему, знаешь?
— Слушай, Фрэнки, я не хочу это с тобой обсуждать. Это наше личное дело.
— Ты любишь ее?
Он смотрел на дорогу, и я понимал: он не хочет смотреть на меня.
— Она тебя любит, — сказал я.
— Фрэнки, ты сам не знаешь, о чем говоришь.
— Она говорила мне, что любовь — штука сложная. А мне кажется, что простая. Вы любите друг друга, потом женитесь — вот и все.
— Не всегда, Фрэнки. Не всегда, — проговорил он срывающимся голосом.
Колледж был маленький, и готовили в нем главным образом лютеранских священников. Здесь был превосходный музыкальный факультет и отличный зал, в котором мы и застали мать, Ариэль и — к моему огромному удивлению — Эмиля Брандта. Репетиция только что закончилась, и певцы, среди которых были как студенты колледжа, так и простые горожане, понемногу расходились. Мать, Ариэль и Брандт стояли на сцене возле маленького рояля. Я знал, что Брандт согласился аккомпанировать во время исполнения хорала, и его участие было лучшей рекламой этому событию, но думал, что после недавнего происшествия эту идею отвергли. Оказалось, что нет.
Карл взошел на ступеньки, поздоровался со своим дядей и моей матерью, чмокнул Ариэль в щечку и спросил:
— Закончили?
— Идите, — сказала мать. — Я отвезу Эмиля домой.
Карл подал Ариэли руку и помог спуститься со сцены. Проходя мимо нас по проходу между креслами, он сказал:
— Домой возвращайтесь сами, ребята.
Мать и Эмиль Брандт остались на сцене, и у меня возникло ощущение, что она дожидается, пока ее сыновья уйдут, чтобы побыть с ним наедине. На ней были парусиновые брюки, синяя джинсовая рубашка и белая майка. Концы рубашки она завязала узлом на талии, как Джуди Гарленд в одном фильме про творческих людей.
— Фрэнк, — сказала она мелодраматическим тоном, — вам с Джейком лучше пойти домой прямо сейчас, если хотите успеть до темноты.
Джейк послушно, не говоря ни слова, развернулся и направился к выходу. Огни постепенно погасли, и зал погрузился в темноту. Я задержался на мгновение, чувствуя какую-то недоговоренность.
— Иди, Фрэнк, — сказала мать со сцены.
Я прошел следом за Джейком в вестибюль, освещенный лишь несколькими тусклыми лампочками.
— Мне надо в туалет, — заявил мой брат.
Я указал ему на дверь дальше по коридору.
— Туда, — сказал я. — Я здесь подожду.
Дверь в зал осталась открыта, а акустика там была превосходная. Моя мать и Эмиль Брандт увлеченно беседовали, стоя на сцене, и даже из вестибюля, где я дожидался Джейка, было слышно каждое слово.