В комнате стоял легкий гул, полные запотевшие бутылочки на столе быстро становились пустыми. Света внесла приготовленную коробку для пикника, и кто-то сказал: "Пора". Все повскакали, болтая и смеясь. Через несколько минут, подзывая друг друга, собрались у машин, любезно открывая дверцы и уступая места.
Шустер потеснее придвигался к Свете, намереваясь вскочить за ней на сиденье и караулил момент. Она и еще одно заинтересованное лицо — Илья сразу отметили это, и, если Света замешкалась, не отдав предпочтение ни одному и даже устранилась от решения, то Илья, не колеблясь, сам сделал решительный шаг.
— Нина Ивановна, прошу со Светочкой! — уверенно сказал он, указывая дамам на заднее сиденье. Быстро, лукаво взглянул на приятеля, скользнув следом. Николай Николаевич садился за руль, и Шустеру ничего не оставалось, как плюхнуться впереди, наливаясь раздражением и думая о быстрой мести.
Вадим уже выводил свою машину со двора, и Николай Николаевич заторопился следом, боясь потеряться.
Еще через пол-часа кавалькада машин, миновав бесчисленные перекрестки, вырвалась на волю.
Под гибельной, мучительной мощью солнца дорога горела раскаленной серебряной лентой, цепляясь за землю, как в смертной истоме, за землю, сотворенную без участия зеленого цвета. Очумевшие от жары коровы валялись под редкими эвкалиптами, забывая отмахиваться от мух — как в глубоком анабиозе. Никто не бегал, не блеял, не мычал. Мир дрожал в отчаянии, отдавая силы, покрываясь испариной крепкого новогоднего пекла. Сухая земля, забывшая запах воды, закатив выжженные глаза, глубоко продернулась сетью морщин, обнажая бесплодную сердцевину. Время замерло над соломенным миром до дна прогоревшей травы, обессиленными равнинами, под полыханием неутолимого солнца.
— Это и есть настоящая Австралия, — сказал Илья Свете, в изумлении смотрящей на странный пейзаж. На ее лице появились чувства, которые наверняка хоть на минуту испытал каждый европеец, приехавший сюда в любой из прошедших веков и впервые увидевший эту землю. Она замерла, словно в остекленении, и глубокая тоска наполнила ее глаза, отраженная от вековой суши пустынного мира. Ее плечи передернуло.
— Боже мой… — только и выговорила она.
Илья кивнул, разглядывая ее ноги в очень коротеньких шортах слева от себя. Он непременно положил бы на них руку, если бы не мама, тихой кошечкой сидевшая третьей.
Мелькнули придорожные знаки, указатель, поворот, и машины въехали на территорию парковой зоны. Вмиг все переменилось. Нет, лес не стал другим: те же эвкалипты, с рассеянными между ними кустами, под ними горячая земля, засыпанная палками и сухой корой — по которой даже больно представить прогулку. Тихо, сухо, мертво. И несколько бетонных дорожек для любителей походить. Но здесь, в парке, открытые участки, хорошо поливаемые, покрылись зеленой травкой, к тому же ровно подстриженной. Это газончики больше всего напоминали человека, вышедшего от парикмахера: голова кругла и свежа, как кочан, глазки блестят, а щеки радостно пылают.